Непобежденные. Владислав Бахревский

десять лет, кроме двух-трех летних месяцев, жил у Тереховых, у него комсомольский билет на Терехова, но мама своего Алешу любила. Мама очень его любила.

      – Шахматы я к себе положил, – сказал Витек. – В эшелоне сыграем.

      – Обязательно. Немцев надо, как в шахматы, обыграть.

      – Немцев колуном по башке! – Сашка хоть и маленький, но грозный человек.

      Подошла Дина, глаза у Дины, как небо синее. Потянулась, поцеловала в щеку.

      – Тебе к бабушке? Ты торопись. Бабушка ходит медленно.

      Слезы хлынули по щекам. Слезы и вправду соленые. Сграбастал Витьку, Сашку.

      – Мама!

      – С Богом, сыночек!

      Ксения Алексеевна перекрестила Алешу.

      – Не позволяй бабушке в узелках копаться. Возьми… Господи, какие у нее сокровища? Крестик серебряный да дедушкины швейцарские часы.

      – Икону брать?

      – Бабушку не огорчай. Бери. С Богом, Алеша! Вот тебе хлеб. До Ольшаницы неблизко, поешь в дороге.

      Потянулась, поцеловала в волосы над виском.

      – Мальчик мой! Ты ведь выше матери.

      Машина гуднула.

      – Отец сердится.

      – Ладно. Лечу!

      Вздохнул уже в сенях. Дома не знают: он у них – Орел.

      – Будь с бабушкой потверже. Не опаздывайте к поезду! – Отец, прощаясь, хлопнул сына по плечу, а потом коснулся ладонью лица, ласково.

      По гористой Ольшанице Алеша шел быстро, а торопиться не надобно. Его место – Людиново. Боевое место. У каждого красноармейца на войне свое место.

      Евдокия Андреевна сказала ему, хотя он еще порога не переступил:

      – Кому я нужна в Сызрани? Ольшаница – село корявенькое, с оврагом посредине. Чего тут немцы не видели? Придут, так не задержатся.

      Алеша принес со двора охапку дров, затопил печь.

      – У огонька повечеряем. Утром с рабочим в Людиново поедем.

      – Немцев ждут, а всё работают.

      – Для фронта. Танки чинят.

      Бабушка складывала нужное на лавке. Шубу из цигейки, две кофты, две юбки, два платья. Открыла сундук с приданым.

      – Немцам оставлять?

      Расшитые рубахи, паневы, надевники.

      – А это что?

      – Занавески, – объяснила бабушка. – Сначала надевник, сарафан, а занавеска сверху. Как раз грудь закрывает.

      – И все это ты сама вышивала?

      – И сама. Есть мамины занавески, бабушкины.

      – Возьми по одному всего! – сказал, а сердце застучало. В Сызрань это не уедет…

      Бабушка поставила горшок с гречей.

      – Аксинья, соседушка моя, банку сметаны принесла. Со сметаной съедим.

      Села на свою скамеечку подле внука.

      – Синие огоньки бегают по полешку, – показал Алеша.

      – Огонь в печи всегда был мне в радость, – пригорюнилась Евдокия Андреевна. – Сегодня огонь свой, роднее нет его, а чей приветит завтра? Свой огонь сказки сказывает.

      – Вот и расскажи! – Алеше хотелось бабушку занять, а сам дыхание затаил: не кричит ли гудок поезда, созывая народ на станцию?

      Бабушка разглаживала на коленях любимую занавеску.

      – На вечорки в