Дело пропавшей балерины. Александр Красовицкий

соломенную шляпу, закрыл калитку, которая под хозяйскими руками скрипнула почти мягко, и направился к трамвайной остановке.

      Тринадцатый трамвай, приветливо звякнув, остановился, и Тарас Адамович быстро поднялся в вагон. Он сел на свободное место, поставив в ногах старый потертый чемоданчик, с которым не расставался в течение всей своей непростой службы. Утром еще колебался, стоит ли доставать его из шкафа, наконец достал, стер невидимую пыль и, не открывая, прихватил с собой.

      Трамвай влачил свое длинное стальное тело вдоль знакомых улиц, скверов, площадей, многократно извещая рассеянных пешеходов о своем приближении веселым звоном. Тарас Адамович размышлял. Рассматривал пассажиров, снова погружался в мысли и воспоминания.

      Напротив – почтенная дама в шляпке. Рядом с ней – маленькая девочка, напоминающая котенка. Темно-коричневое форменное платьице, две тугих косички, курносый нос. Наверное, та почтенная дама – ее бабушка. Строгость выказывают в ней идеально ровная спина и пенсне. Под холодным бабушкиным взором, которым она смотрит на внучку, девочка тотчас выпрямляется и застывает в неудобной позе. Тарас Адамович сочувственно улыбается и отворачивается к окну. Несколько минут созерцает высаженные вдоль дороги деревья, а потом опять переводит взгляд в салон вагона.

      Девочки с бабушкой уже нет, на их месте – мужчина в сером плаще с тростью. Шляпа – на коленях, выбритое лицо, полные губы. Кажется, дремлет, значит, занял это место надолго. Тарас Адамович переводит взгляд направо. Там у окна замерла монашка. Запыленный подол темного одеяния посерел, видать, долго шла пешком. В руках – котомка.

      Трамвай остановился, по ступенькам легко взошел мужчина. Бывший следователь встрепенулся. Чем-то знакомым повеяло от легкой упругой поступи и выверенных движений незнакомца в темном костюме. Нет, показалось. Взглянул внимательнее на лицо – отогнал навязчивые мысли. Внешне человек вовсе не напоминал Михала Досковского, как на мгновение показалось Тарасу Адамовичу, когда следил за его движениями. Неужели теперь одно лишь упоминание о нем будет лишать покоя? Эх, зря он ходил в сыскную часть. Зря.

      На Дмитриевской он наконец-то вынырнул из потока мыслей, привычным движением подхватил чемоданчик и вышел из трамвая. До здания со скульптурой Минервы оставалось несколько кварталов.

      – А рядом – овраг, где испытывают модели самолетов, – рассказывал ему и всей ораве ребятишек маленький Ивась, один из ценителей варений Тараса Адамовича. Выходит, интересы Ивася не ограничивались сладостями.

      – Ты откуда знаешь? – насмешливо переспросил товарищ, – там уже несколько лет, как не испытывают.

      – Брат сказал… – еле слышно прошептал мальчуган.

      – Там юнкерская школа и раненые, – заметил другой мальчишка. Целая стая их осела во дворе Тараса Адамовича: помогали чистить лук. Вытирая слезы одной рукой, смугловатый Павел авторитетно заявил:

      – Нет, юнкерскую школу перевели. Снова вернулись курсистки.

      Киевские женские курсы и вправду