Дело пропавшей балерины. Александр Красовицкий

слушать романсы из старого граммофона на веранде и нарезать фрукты тоненькими ломтиками. Упорядочить коллекцию открыток – он совсем ее забросил в горячую пору сбора урожая.

      Тарас Адамович взял со стола конверт и сказал:

      – Подождите.

      Оставив Мирославу на веранде, он вернулся в дом, что-то быстро написал на листе бумаги и вынес его гостье. Девушка сидела так же, как он ее оставил: прямая спина, чуть наклоненная вперед голова, напряженное лицо.

      – Держите, – протянул ей письмо.

      – Что это? – спросила тихонько она.

      – Фамилии следователей. Не бывших. Они сейчас работают в сыскной части, это хорошие следователи.

      Она молча взяла бумажку, поднялась. Скользнула взглядом по его лицу, кивнула.

      – Благодарю, – сказала резко, будто с обидой. Развернулась и замерла на краешке веранды.

      – Это хорошие следователи, – убежденно повторил он.

      – Но не самые лучшие, – ответила она и пошла по дорожке к выходу. Снова зазвенел трамвай, ему в ответ каркнула ворона, а затем скрипнула калитка. Сестра исчезнувшей балерины растаяла за забором в теплом воздухе послеполуденной поры.

      Тарас Адамович опустился в кресло, аккуратно вскрыл ножом конверт второго письма. Это не в его правилах – открывать следующее письмо, не прочитав предыдущее, но он хотел скорее увидеть объяснения от старого приятеля. Сильвестр Григорьевич должен был как-то оправдать свой опрометчивый поступок.

      Открыл письмо и замер. В то же мгновение почувствовал жар в руке, посмотрел на нее и согнал ужалившую его нахальную осу.

      Еще раз посмотрел на письмо. Пять предложений. Всего пять предложений от того, кто обычно столь многоречив в своих посланиях! Приветствие. Прощание. А между ними – никаких оправданий или извинений.

      Дорогой Тарас Адамович, с болью в сердце откладываю нашу партию до лучших времен. Понимаю, что сейчас у Вас не найдется времени на ответ мне, поскольку будете заняты сложным расследованием. Надеюсь, Ваш острый ум поможет разгадать тайну, тревожащую наши сердца, и пропавшая девушка вернется домой, к любящей сестре, которая так волнуется за нее.

      Заскрежетав зубами, отложил письмо. Настроения браться за следующее – от воинственного француза – не было. В таком состоянии еще наделает ошибок, отправит сопернику необдуманный ход, который мосье Лефевр встретит радостными возгласами. C’est magnifique! – будет писать он в следующем письме, вынуждая соперника признать поражение. Балерины не исчезают надолго. Не стоит беспокоиться.

      Поэтому, прихватив на кухне нож, он вернулся к корзинам с яблоками.

      Vous êtes un lache?[3] – будто услышал вопрос от мосье Лефевра. Отогнал мысли как назойливых ос, взял в руки яблоко.

      Театры. Их следовало бы запретить. Слишком много хлопот. Постоянная суматоха.

      И раскромсал сладкий твердоватый плод идеально отточенным лезвием.

      II

      Продавец мертвых крыс

      В последний раз он поднимался по этим ступенькам почти пять лет назад.

3

Vous êtesunlache? – вы трус? (фр.).