Не чужие. Наира Григори

и затемно возвращается – что они могут подумать?

      – Что я гулящая? – усмехается Гоарик.

      Ее уже достал этот цирк. Давно. Но мать жалко.

      – Дай-ка, я мусор вынесу.

      – Нельзя мусор на ночь глядя!

      – Ма-а-ам! Жарко, утром будет вонять, дай!

      Обойдя молчаливую фигуру матери, женщина направляется в идеально убранную кухню, берет ведро и молча выходит из квартиры. Мать бросается к окну и смотрит, как грузная фигура пожилой дочери в стоптанных тапках направляется к контейнеру. Седые волосы треплет откуда-то взявшийся ветер…

      НА МАСЛОВКЕ

      Борис Яковлевич был нашим соседом в доме художников. Он был из тех тихих сумасшедших, которые живут в своем мире, никому не мешая.

      За все время нашего знакомства – а оно длилось несколько лет – я встречала его лишь пару-тройку раз: на общей площадке в доме, где мы снимали квартиру. Но колоритность этого персонажа и мéста, где мы жили, стоит рассказа.

      Все началось с того, что хозяева квартиры, которую мы снимали на Водном, стали бесцеремонно вторгаться в нее без предупреждения, а часто и в наше отсутствие. Перед Новым годом, когда финансы и так «пели романсы», они к тому же резко подняли арендную плату. С этим надо было что-то делать.

      Но попробуй найти в Москве квартиру в аренду! Особенно если на дворе 90-е, у тебя есть ребенок, и твоя внешность не оставляет сомнений в принадлежности к категории «лица кавказской национальности».

      Благо, на работе меня квалифицировали как «армяночку, к которой стоит записываться». Поэтому я стала искать квартиру среди своих пациентов. А так как поликлиника, где я трудилась врачом, принадлежала Союзу художников, то и пациенты мои были людьми искусства. И проживали, и работали они на пятачке между Верхней и Нижней Масловкой.

      Во дворах, кроме поликлиники, находился детский сад, куда я определила ребенка. Если бы мы нашли там квартиру, это избавило бы меня от необходимости будить сына на час раньше и затемно таскать его с собой на метро и трамвае из Водного.

      Искать пришлось долго: художники побогаче к тому времени перебрались в Парижи и Берлины, а те, кто победней, не имели возможности как-то изменить свои жилищные условия, чтобы сдавать квартиру.

      Однажды на приеме ко мне обратилась одна из пациенток, художница С. Н., и сообщила, что после смерти мамы ей досталась квартира, которую она готова мне сдать за весьма разумные деньги.

      В этот день я летела домой после работы на белоснежных крыльях надежды!

      На следующий день С. Н. сообщила, что планы изменились, и там будет жить ее сын. В течение нескольких месяцев она обещала и передумывала несколько раз, пока мы, отчаявшись найти квартиру в этом районе, уже искали где угодно, лишь бы избавиться от назойливых хозяев.

      Наконец художница повела нас с мужем смотреть квартиру. Радость от надежды на скорое переселение сменилась разочарованием. Жилье в доме постройки 30-х годов выглядело обычным наркоманским притоном. Нам уже пришлось ремонтировать пару квартир, но то, что предстало нашим глазам, невозможно было даже назвать жилищем.

      Требовался капитальный ремонт, который