Не чужие. Наира Григори

влажные узоры на их одежде, тела щедро отдавали излишнее тепло и запахи пота.

      Перегруженный автобус лениво полз по загородной трассе, не защищенный ни тенями деревьев, ни облаками от палящего сентябрьского солнца. Обстановка в салоне была угнетающей. Казалось, достаточно искры, чтобы вспыхнул настоящий пожар. Люди, что стояли, уже усталые от дороги и жары, ревниво озирались на занявших сидячие места. Хотя и те, услужливо взяв на колени тяжелые сумки стоящих и накрепко приклеившись к дерматиновому сиденью жарой и тяжестью, чувствовали себя не слишком уютно…

      Казалось, дороге не будет конца.

      На сиденье, стоявшем против движения автобуса, сидела юная девушка в легком сарафане до пят. Казалось, она окружена сферой, куда не проникали ни звуки, ни настроение окружающих, ни даже жара. Ей было лет пятнадцать-шестнадцать. Рядом, взяв ее за руку, сидела пожилая женщина – очевидно, бабушка.

      Грузная женщина, обливающаяся пόтом, не сдержалась.

      – Деточка, ты бы уступила место пожилым! – сказала она. Скорее, чтобы выплеснуть раздражение, потому что стоящих стариков в окружении и не наблюдалось.

      Девушка повернула к ней улыбающееся лицо: крупный нос, большие глаза, обрамленные густыми ресницами и трогательными завитушками от собранных в косу волос.

      Вместо нее ответила бабушка:

      – Она не может. Если вам трудно, то садитесь на мое место», – и привстала.

      Тут толстушке стало неудобно:

      – Нет, нет, майрик¹, что вы, я постою! Просто думаю: что же это за непорядок – молодежь расселась! Я же не знала!

      Девушка как будто и не заметила перепалки – ее глаза были полны мечтательного ожидания, на губах трепетала тень улыбки.

      – На конкурс едем… конкурс вокалистов. Впервые. Не думала, что так жарко будет. Весь сарафан измяли, – с сожалением сказала бабушка.

      – А, так вы в нашу новую музыкальную школу? – подхватила соседка напротив. – Какую школу построили – даже орган есть! Учителя из Еревана аж едут!

      Жители провинциального города одобрительно закивали головами.

      – А что ты будешь петь, дочка?

      – «Сарери овин», – улыбнулась девушка.

      – Любимая песня моей мамы! – всплеснула руками женщина. – Охорми² ее душу! – и вытерла слезу.

      Девушка запела. Голос ее, высокий и свежий, словно дуновение ветерка, поднялся под крышей и разлился по всему автобусу.

      Пассажиры повернулись к источнику чуда, не осознавая, что же произошло в мгновение ока. Перед ними были не пустынные пейзажи пригородного шоссе, а древние горы, чьи вершины трепал прохладный ветер. Он подхватил слова тоски по утерянной любви и погнал дальше и дальше, унося с собой запахи цветов и полей, городов и морей – к тому, кому предназначались эти слова, оставляя после себя покой и слезы освобождения. Не было больше жары, раздражения, усталости. Только сладкая грусть и мысли о своем, глубоком…

      Автобус остановился. Девушка привстала, и тут стало заметно, что она хромает. Старушка в полной тишине пыталась пробиться к выходу. Но тут ее