Небесные всадники. Кети Бри

и запоминая. Когда глаза его привыкли к яркости, он стал различать важные для художника детали: узоры тканей, сложность причесок, блеск драгоценных камней. Взгляд его скользнул по высокому худому дворянину, одетому в светло-серый кафтан с вышитым мелким жемчугом стоячим воротником. Самой яркой чертой его внешности были рыжие, почти красные волосы.

      Он полуобернулся, отвлекаясь от разговора, улыбнулся:

      – А! Иветре! Ты уже прибыл. Я подойду чуть позже, готовьтесь.

      В улыбке его, в том, как он говорил, было что-то знакомое. Потом Аче понял: этот человек напомнил ему цесаревича Амирана.

      Учитель сделал почти неуловимое движение во время поклона, и Аче успел заметить, как дворянин в сером передаёт ему крошечный флакон. Иветре кивнул в сторону Аче, призывая идти за собой. В комнате, служившей ему мастерской, волнующе и терпко пахло красками, вдоль стен стояли недописанные картины, прикрытые тканью. Учитель запер дверь и показал флакон, который держал в руках.

      – Величайшая драгоценность, мой милый ученик. Кровь Небесного Всадника. Не спрашивай, – прервал он собиравшегося выразить недоумение Аче, – откуда он её взял – тебе это знать не обязательно.

      Он прошел в соседнюю комнату, оборудованную под магическую лабораторию.

      – Пока тебе стоит знать одно: снадобье на крови, смешанное с определёнными травами, помогает видеть суть вещей.

      – Суть вещей, учитель? – переспросил прошедший вслед за ним Аче.

      – Да, – ответил Иветре, ставя на огонь медный сосуд с широким горлышком и длинной ручкой. – Был в Гелиате такой философ, Аристон Неанф. Он предполагал, что весь материальный мир – лишь тень идеального мира. А его современники изыскивали способ увидеть этот идеальный мир, постигнуть его суть, увидеть, что же отбрасывает тени…

      Он замолк, считая капли алой жидкости из флакона. Последнюю поймал пальцем и облизал его, блаженно жмурясь. Добавил отвар горько пахнущих листьев, какой-то порошок, вино.

      – Не думаю, что я первым нашел этот рецепт. Однако, Аче, он поможет нам увидеть суть того, какой должна быть идеальная картина, заказанная царем.

      – О, – только и смог сказать Аче. – Мы сможем написать такую картину, которая точно понравится заказчику?

      – Понравится? – хмыкнул Иветре. – Настоящие предметы искусства создаются не для того, чтобы нравиться. Они создаются, чтобы говорить о важном. Мы просто сделаем её настолько близкой к идеалу, насколько это возможно.

      Он снял сосуд с огня, разлил по двум высоким и тонким бокалам.

      – Пей, Аче. Я поднимаю тост за искусство!

      Горькая, горячая, терпкая жидкость полилась по пищеводу, как отряд штурмующего войска по улице только что взятого города. Какие-то образы замелькали перед его лицом, неясные, неявные и волнующие. Учитель положил руку на плечо, тихо сказал:

      – В первый раз это кажется неожиданно наступившим безумием. Пойдем. Поговорим с заказчиком.

      У окна на стуле с высокой спинкой сидел тот самый рыжий дворянин, и солнечный