Выхода нет. Аня Архипова

читаешь? – зацепилась взглядом за книгу под мышкой.

      – За’убежка. Экзамен в с’еду. В с’еду «Динамо» еще иг’ает. Так неудобно поставили – не ‘азъехаться. Надо будет пе’вому сдать и бежать.

      – Сдашь! Что ты, не читал Бальзака?

      – Зачитал насме’ть.

      Все-таки это невыносимо. Кто придумал, что с людьми, которые нравятся, надо разговаривать? Что по-другому нельзя, что ли? Не знаю, как там у вас, а у меня всё идет неправильно: эти нелепые фразы, слова неудачно подобранные, и зачем-то надо постоянно думать, что сказать, как, и всё время после продолжать думать, что наговорила лишнего. Это как «синие» сториз в инстаграме – наутро после беспробудной вечеринки стыдно за всё, что спел по воле белого сухого.

      – Что слушаешь? – потянулся к наушникам на мне.

      – Земфиру.

      – Не слушаю ее, – обратно вернул, как открестился.

      – Вот это да. Может, ты еще и дискотеки не любишь?

      – Всё это е’унда. П’иходи на КВН. Это я люблю, – застыл в улыбке.

      – Угу, – ответила тем же.

      Не приду я, конечно, никуда, я же испугаюсь, расстроюсь и уеду из этого города. И отправной точкой моего невозвращения будешь ты, Виталик. Только вот не узнаешь ты об этом никогда. И хорошо, что не узнаешь. Как камбэк в прошлое всё то, что уже давно забыто и пылью вековой покрыто. Всё возвращалось на свои места.

      – Молодые люди, проездные готовьте! – послышалось где-то из центра салона траллика.

      – Пошли! – схватил за руку и вытащил из толпы в открытые двери троллейбуса.

      В руке его рука еще несколько минут была, такая теплая, пальцы эти длинные в мозолях.

      – Это еще зачем? – выбежала следом, прыгнула со ступеней на неровный асфальт.

      – П’оездной не п’одлил! Стыдно как-то.

      Встали тогда посреди остановки, за которой прятался ветер, в теньке и вдаль уезжающему троллейбусу смотрели, который через две стоянки был в районе дома. Коснулся слегка шеи и потянул к себе наушник, будто опомнился.

      – Я не буду тебя спасать, догонять, целовать… – повторил за автором вслух. – Не то. Никогда не понимал эти песни.

      Вернул наушник снова.

      – Там всё прозрачно, – попыталась объяснить.

      – Я «Снайпе’ов» люблю. Вот это музыка.

      Ну всё. Вот я и решила загадку двенадцати лет, почему у нас с ним так и не сложилось: он слушал «Ночных снайперов», я – Земфиру. Всё просто: музыка нас не связала. А я еще думала, гадала, что со мной не так? Всё со мной было так, мы просто играли в разных тональностях. Но разве можно запрещать себе чувствовать? Вот так даже, находясь в полустранном состоянии: то ли во сне, то ли в приходе. Вот так вот идти и остро чувствовать его присутствие рядом – стоит того, чтобы вернуться в этот две тысячи восьмой год.

      Через две остановки налево во дворы, по вытоптанной тропинке и в арку новостройки, пересекая детскую площадку, перебежать дорогу не по зебре – и среди сосен на почти что окраине города стоял барачного типа старый деревянный мой дом. Виталик жил чуть дальше, в высотках за двумя перекрестками.