Похищение Европы. Сергей Кишларь

за голубоватым заснеженным окном далёкие полицейские сирены.

      Такими я и запомнил те годы после развала Союза.

      – В прихожую отнеси, – говорю, глядя, как Влад снимает кроссовки и аккуратно – один к другому – пристраивает их на подоконнике.

      – Не, я обратно через окно вылезу.

      Спрыгнув в комнату, он разглядывает плакаты на стене, будто впервые видит их. Через минуту кричит мне в гостиную:

      – Давно хотел спросить, почему у тебя на всех стенах сплошная разруха?

      Найдя в баре забытую бутылку виски и, прихватив квадратный стакан, возвращаюсь в комнату, киваю подбородком на плакат, который рассматривает Влад.

      – Это Детройт.

      Он недоумённо пожимает плечами, переходит к другому плакату.

      – Балаклава, – поясняю я, скручивая с горлышка бутылки колпачок. – Заброшенная база подводных лодок в Крыму, а там – кладбище паровозов в Боливии.

      – Ну и зачем тебе всё это? У нас такого добра мало? Я на день по Молдавии с фотоаппаратом поеду, – у тебя места на стенах не останется. Повесил бы здесь «Астон- Мартин-Рапид», – он поочерёдно тычет указательным пальцем в плакаты. – Здесь девятьсот восемнадцатый «Спайдер». Было бы дело.

      – В этих местах есть своя красота, – наливая виски в стакан, киваю подбородком на клавиатуру. – Набери «Красота заброшенных мест».

      Он набирает, некоторое время смотрит картинки, потом равнодушно поворачивается ко мне.

      – Это на любителя. По мне, так никакой красоты в этом нет. Разруха она и в Африке разруха. – Он смотрит на одинокий стакан. – Может, возьмёшь со мной?

      – Первый день меня знаешь?

      – Ладно, будь здоров! – Он залпом выпивает, морщась, смотрит на дно стакана: – Самогон.

      В этом весь Влад. Когда были в Германии, он восхищался, неторопливо потягивая местный виски: «О! Это дело, не то, что наше вино. Европа!» Теперь – самогон! Уедет в Россию, будет говорить: «О! Это настоящая русская водка, не то, что у нас».

      – У меня сильный акцент, когда говорю по-русски? – Он возвращает стакан на стол, но не отпускает его – покручивает между большим и средним пальцами.

      – Почти не заметно.

      – Вот ты чисто говоришь, – в сомнении качает он головой, – а у меня акцент.

      – Ну так это мой родной язык, как у меня может быть акцент?

      Он переводит взгляд со стакана на меня.

      – Так что? Поговоришь с отцом?

      – А как же Стелла?

      – А свадьба?

      – Это решаемо. Дату уже назначили?

      – Сказали в первую субботу, как закончится пост.

      – Значит, надо действовать быстро, пока колесо не раскрутилось. А то приглашения разошлют, зал забронируют, тогда будет труднее отмотать назад.

      – С отцом поговоришь? – клонит он в свою сторону.

      – Давай так: ты ещё день-другой «Эльзу» послушай, потом поговорим. Сдаться всегда успеешь.

      Влад жёстко сжимает губы. Хмуря брови, смотрит на настенные часы.

      Два ночи.

      – Пойду