Избранники. Олег Мироненко

«Это всё Ева, дрянь, дрянь, дрянь… Она нравится ему, я знаю».

      Он бросился на пол, по которому куда-то ползли равнодушные звёзды, затрясся в истерике сухими рыданиями. Вдруг в голову закралась мысль, запульсировала и ввергла его в холодное оцепенение. «А если… Крис захочет… ребёнка от неё… сейчас всем можно… если ты без половинки… чип заменят и всё… зачем… тогда… я… ему? зачем… тогда… я… себе?»

      Приступ уже было не удержать на привязи, он прогрызал себе оскаленной пастью дорогу наружу, чтобы наброситься и на реальность. Пространство дрогнуло, пласты его начали смещаться; в образовавшиеся бреши устремилась река под названием «Время», размывая островки настоящего, круто замешивая в водоворотах прошлое… Никогда ещё картины в его мозгу не были такими пугающе отчётливыми и независимыми от барахтающегося в липкой мути страха сознания. Вот голая женщина с искаженным от ярости лицом хлещет плетью голого визжащего мужчину – это его мать и отец, – а где-то рядом и он, разбуженный волнами похоти и насилия, наблюдает, дрожа, эту сцену… Вот та же плетка полосует и его тело, в ушах нестерпимый визг: «В этой семье никогда не будет мужиков, никогда!» И первая девочка, к которой он тянулся деревянными губами, но так и не дотянулся; а потом его вырвало от отвращения к себе и к ней. И Крис, с которым сразу было удивительно легко, и совсем не надо было притворяться кем-то другим. А вот и Ева, которая хочет отобрать у него жизнь, голая и с плетью в руке. «Крис, Крис – где ты? Я умираю, умираю…»

      Давление нарастало. Он схватился руками за голову, выпучил глаза в потолок и вдруг увидел, как тот надвигается на него. И стены, стены тоже… Он закричал – надрывным, страшным криком жизни, не желающей ни быть разорванной изнутри, ни раздавленной снаружи. И когда он явственно уловил эту точку невозврата, миг последнего невыносимого выбора, сознание милостиво оставило его…

      Полуочнувшись, он мучительно долго лежал на полу, пытаясь обрести контроль над телом: вот удалось пошевелить большим пальцем ноги, вот дрогнула рука, дёрнулась шея… Шатаясь, он пошёл на выход, не понимая, почему так неудобно переставлять ноги и что случилось с центром тяжести. Проходя мимо зеркала, он повернул голову, и, когда отражение сфокусировалось перед глазами, услышал чей-то незнакомый крик.

      Из зеркала на него смотрела Ева.

      Глава 7. Сван

      Защита неумолимо ослабевала. Когда её не стало совсем, в руках у него дрожал боевой цеп, которым он изловчился завладеть чуть ли не в последнее мгновение. Команда его разбежалась, соперников же было трое, и каждый в панцире. Против него щерились копьё, топор и самурайский меч. Энергомётами все успели натешиться ранее, круша защиту врага, ну и славно. Прятаться смысла не было. Настало время объявить о поражении и уходить с поля боя, как сделал бы любой на его месте, но в его планы это не входило. Он слишком устал, чтобы убегать. В его планы входило наконец-то умереть, и лучшего случая навряд ли можно было бы и желать.

      Когда он вышел из-за укрытия: высокий, статный, светловолосый, –