Больше черного. Оксана Кожемяко

бровь, и веко, и ноздрю, и угол губ. Рубец уходил дальше от лица под кружевной галстук и, скорее всего, у старого моряка была искалечена вся правая часть тела, включая ногу, отсюда и хромота. Но блеск, замечательный огонек в глазах, уверил меня в том, что человек этот не сломлен, а душа его все также мятежна и беспокойна, как в дни молодости. И одет он был не абы как, а великолепно. (Чересчур, роскошно для простого семейного ужина; на его фоне мы с Харрисоном выглядели бродягами). Жюстокор3 его синего атласа был расшит серебряным позументом, камзол и кюлоты цвета слоновой кости сидели на нем безукоризненно, – надо сказать, что сложён был сей джентльмен как языческий бог, – ноги обуты в туфли с серебряными пряжками тонкой кожи под цвет кафтана. В ухоженных руках, запястья которых утопали в тонком кружеве, он вертел трость красного дерева, увенчанную набалдашником из рубина.

      Мой бесцеремонный интерес не ускользнул от цепкого взгляда старого моряка. Усмехнувшись, он обратился ко мне:

      – Мистер, вы так откровенно меня разглядываете, что даже захотелось предложить вам увеличительное стекло.

      – Простите, сэр, – ответил я, смутившись и отдав должное его наблюдательности.

      – А зятек-то молодец, – подмигнув мне, весело проговорил он, но я четко уловил нотки злого сарказма, – Знает, что я люблю посолоней, побалуюсь нынче морской кровушкой.

      Я обмер, хотя и понял, что старый «морской волк» шутит, а то, что он безошибочно угадал во мне моряка, уже не удивило.

      – Папа! – воскликнула миссис Харрисон. – Не думаю, что доктор Ранду оценит твое остроумие по достоинству, ему не ведомы все тонкости глупых здешних сплетен и россказней.

      – Боюсь, сэр, я жестковат, и не слишком вкусен, – добродушно отозвался я, обращаясь к шутнику. – Как врач, гарантирую вам жестокие колики.

      Он хмыкнул и протянул мне руку для пожатия.

      – Доктор Ранду, как я понял? Приятно познакомиться с человеком, которому чужды смущение и предрассудки, – произнес моряк, ладонь у него была сухая и крепкая. – Признаться, для меня было полной неожиданностью появление гостя в моем доме, где согласно всеобщему мнению, царит дьявольщина, а его хозяин крестник рогатого весельчака. Мое имя Гуилхем, а впереди можете вставлять все что угодно, капитан или мистер, или старый негодяй, мне все равно.

      – Позвольте, сэр, я остановлюсь на общепринятом «мистер» для начала, – сказал я, ничуть не стушевавшись. – А там видно будет.

      Капитан Гуилхем засмеялся, и мне понравился этот смех, смех человека способного посмеяться над самим собой, но не позволяющего шутить с его человеческим достоинством. Мы вновь обменялись рукопожатием, на этот раз более энергичным и дружественным.

      – Не знаю, как вы, господа, – произнес он, поднимаясь с кресла, (я заметил, что ему при этом никто не помог. Вероятно, капитан Гуилхем был суров к тем, кто проявлял к нему жалость и вытекающую из нее заботу). – А я голоден, как тысяча адских бесов. Надеюсь,

3

Жюстокор – (фр. justaucorps – «точно по корпусу») – тип мужского кафтана, появившийся в конце XVII века и сделавшийся в XVIII веке обязательным элементом европейского мужского костюма, наряду с камзолом.