Дорогая Сузумэ. Айко Таката

голубого отражения в зеркальном стекле витрины поправила новую прическу. Прядь жестких волос, проскользнув через мои пальцы, изобразила в воздухе красивую петлю, – знак бесконечности, поняла я, – затем опала, снова став частью целого.

      Я стою неподвижно, словно статуя по центру музейного зала, и рассматриваю отражение в сине-серебряной поверхности стекла витрины, будто в поверхности застывшего озера. Я вижу молодую женщину, неплохо одетую, стоящую прочно на земле, глядящую прямо. И все же есть в ней что-то, что-то не то, что-то другое, оно похоже на раскол там, внутри, где никто не может видеть. И даже она сама порой его не замечает.

      Что-то вдруг резко переменилось, яркий луч света большого белого солнца, показавшегося внезапно маленьким и искусственным, выскочил из-за словно металлического облака, зависшего в бесцветной вышине, и безжалостно «выжег» мое изображение с поверхности витрины. Я увидела людей, сидящих за высоким столом по другую сторону стекла. На мгновение мне подумалось, что это манекены или машины – роботы, глядящие на меня безжизненно сверху вниз, что-то рекламирующие снующей перед зданием толпе. Мне стало даже немного смешно, такими глупыми и пустыми они показались мне, а потом я поняла, что это не манекены и не роботы, а настоящие живые люди. Такие же, как я, хоть и не совсем. Поверхности их тел, их оболочки были такими ухоженными, дорогими, соответствующими времени, в котором они существовали, не конфликтующими, но притом ужасно некрасивыми, даже пугающими, словно мертвыми. Имитация жизни, подумала я, суррогат. А затем спросила себя серьезно, не была ли и я лишь имитацией, фальшивкой? Почему тогда они существуют, а я – словно нет?

      Свет снова переменился. Мой взгляд судорожно забегал по идеальной поверхности стекла, ища отражения, но оно бесследно исчезло, словно значение сна, когда рассказал о нем кому-то. А ведь до рассказа он казался значительнее любой реальности.

      Я видела разных по полу, возрасту, расовой и социальной принадлежности людей. Вроде бы они все отличались друг от друга и от людей, которых я видела, пока шла по этой улице, но, если присмотреться, станет понятным, что никакого или почти никакого отличия между ними нет. Это страшно, это нездорово, это вредительски, это непонятно. Ненастоящими, несуществующими были они, а не я! Реальная живая жизнь была во мне! И пусть их большинство и орудия их изощреннее, это не значит, что они правы, что они сильнее меня.

      Кто придумал всех вас и зачем? Кто выдумал меня и для чего?

      Помню, в детстве я боялась всех этих людей, потому что думала, что слишком маленькая по сравнению с ними и недостаточно сильная, чтобы выдержать их несметное количество, чтобы противостоять их бесконечным орудиям, назначение которых делать ненастоящим и неживым то, что реально и живо.

      В юности я ненавидела их всех, потому что считала, что должна победить их всех, ибо понимала, что сильнее многих и что моя сила одновременно моя слабость и это может быть заметным.

      Очередной луч солнечного света плавно опустился на стекло витрины