Лиля, нам кранты! Юмористические приключения. Марина Абелес

ответил.

      – Что ты! Это даже ж лучше шнапса!

      Что это такое, бабка не знала, но на всякий случай кривенько улыбнулась. И на радостях отпустила на пробу пол-литру Макару для маркетингового продвижения среди односельчан. Промоутерство удалось – все, кто выпивал со «Станиславским», отмечали тонкий вкус и крепость напитка характерным покрякиванием после запрокидывания его в глотку. А когда интересовались, где он взял эту «слезу росы», тот отвечал: «Да у бабки Шнапс!» Так к ней и приклеилась кличка.

      Бабка Шнапс стала быстро процветать. И не заметить сего мог только слепой – это стало видно даже тем, кто просто проходил мимо ее дома. Одна только параболическая антенна на ее избе была размером с джакузи, в котором можно было искупать детеныша слона. Даже независтливый на молекулярном уровне «Станиславский», придя однажды за очередной порцией и ожидавший у калитки дома, когда бабка вынесет «посудину», взглянул на этот прибор и произнес: «С такой тарелки черной икры бы поесть!»

      …

      – О! Василий, а я тебя завтра ждала, – прошамкала бабушка, поправляя наспех накинутый платок на плечах.

      – Бабусь, авансируешь? А! – Вася переминался на крыльце, а Лиля сидела рядом и светила в темноте зрачками.

      – Ну, коли завтра обещаешь, что придешь, так запросто. Те сколько? – уже ширкая обратно в сени, прокричала самогонщица.

      – Ну, как рука возьмет, – Шнапс уже шла обратно, что-то неся в руках.

      – На те пол-литру. Остальное завтра отдам, – и она протянула Васе бутыль.

      Василий и Лиля дошли до дома «Станиславского», а тот сидел во дворе на лавке, обхватив голову руками и обмотав какой-то красной тряпицей, качался и тихо мычал.

      – Ты чего, Макар? Коровой стать готовишься? – Василий засунул руку между досок забора и открыл калитку.

      – О, Вася! Спасай! Башка трещит – мочи нет.

      – В одного нажрался и товарища не угостил! – подтрунивал Василий. – А в чем это у тебя башка-то? В краске, что ли?

      – В краске-краске. Шел домой непривычно стоя, споткнулся, сапоги-то велики. Во, глянь, – и «Станиславский» вскинул ногу в грязном сапоге, чуть не заехав Васе по лицу, когда тот наклонился поставить бутыль.

      «Станиславский» говорил правду. Он шел после выпаса почти модельной походкой домой с двумя помидорами в кармане фуфайки. И, зазевавшись, споткнулся у самой своей калитки. А она, подлюга, распахнулась и съездила еще ему лежащему острым краем прямо по темечку. Матюгнувшись, он бы и встал, потирая ушибленное, но услышал, что кто-то идет мимо по дороге. Продолжая лежать пластом, он достал помидоры, раздавил их и нанес «маску» на голову. Чуть подполз к проему между дверцей и забором и, просунув голову, придавил калитку плечом. Смеркалось, и помидоровы семечки отлично имитировали (как представлял себе «Станиславский») выдавленные прискорбным несчастным случаем мозги алкоголика со стажем.

      Что тут началось! Бабка, проходившая мимо, сослепу в сумерках ничего, кроме красного