Поздний подарок. Игорь Александрович Кожухов

теперь их – ждать.

      Мир двух старых людей ограничился домом, огородом и хозяйством.

      За дом отвечала бабка, за хозяйство – дед, огород – общий.

      Кошка отходила к дому, к хозяйству – старая лошадь, по годам конским, ровесница дедов, и собака, тоже старая, проведшая жизнь на цепи, охраняя

      хозяйство. И всё. Даже телевизора – друга всех стариков России – не было. Однажды дед посмотрел, как убивали солдат в Чечне. Ошарашенный увиденным, вырвал из него шнур , а на вопрос бабки ответил:

      – Не могу судить, но, смотря такое, могу согрешить. – Что он имел в виду, она не поняла, но решение его приняла…

      И остался у них от мира маленький телефон, по которому раз в месяц-два звонил им старший сын.

      Бабка лежала так же, как утром. Пельмени уже подсохли, чай совсем остыл.

      – Ты чего не ешь? – дед нагнулся над её лицом и, ощутив прохладу, испугался. Но когда уже хотел закричать, она вдруг открыла глаза и чуть улыбнулась.

      – Я хотела поесть, только повернулась на бок, голова кружится, думаю, протяну руку и скувыркнусь на пол…

      Дед понял свой промах, разделся, помыл руки, и, подпихнув бабке под спину подушку, стал кормить её, как маленькую. Но только она была действительно слабой, и жевать пельмень не смогла. Дед растерянно смотрел, потом, подобрав пельмень, выпавший из её рта, участливо спросил:

      – Может, я пожую? Как ты?..– бабка закрыла глаза и прошептала: – Пить!

      Дед поднёс стакан с чаем, но, наклоняя его, не смог унять дрожи в руках и почти всё вылил ей на грудь. «Что же это?» – он вздохнул и хотел повторить, но бабка отказалась: «Хватит».

      «Может, соску? – с отчаяньем думал он, чувствуя, как закипают слёзы в глазах, – нет, лучше соседку попрошу!»

      – Я сейчас управлюсь по хозяйству, врачиха придёт, может, чё посоветует. Ну, а потом уже посмотрим, что делать.

      Бабка снова еле заметно шевельнула головой, и он, чуть успокоенный, вышел…

      * * *

      В кухне неуютно. Вроде, всё, как обычно – чисто, тепло от печи, ещё не мусорно после вчерашней бабушкиной уборки. Но на столе – нож не на месте, кастрюля с плавающим в ней забытым пельменем, открытая банка хренодёра. Дед сиротливо оглянулся на дверь и с опаской подумал: «А вдруг помрёт?» —

      и, уже не стесняясь, перекрестился, добавив: «Не дай, Господи, не позволь, Отец родной!..»

      Потом покрошил в пельменный бульон чуть подсохшего хлеба, и, посомневавшись, для полноты – вчерашнего варёного картофеля, пошёл «управляться». Собака, поняв, что идут к ней, вылезла из будки и, натянув цепь, задорно завиляла хвостом, болтаясь от этого вся. Её, маленьким нескладным щенком, подобрал дед лет пятнадцать назад, назвал за длинноту и нескладность Воблой и после «детской» месячной верёвочки определил на цепь. Она честно несла службу, звонко лая на чужих, и по ночам, регулярно, два раза в год, «неизвестно откуда», приносила щенят, которых, по просьбе деда, за бутылку топили местные алкаши. Сам Проня очень переживал по этому поводу, но оправдывал себя тем, что пока слепые, они без души, попутно стыдя за такую распутность