Поздний подарок. Игорь Александрович Кожухов

и, ускоряя шаг, пошёл обратно в город.

      – Нет, нет, есть ещё места, где я нужен и где ещё могу, наверное, помочь, не допустить такой беды.

      На кордон Ванька пришёл вечером следующего дня. Тёплый вечер начала июня до липкого разморил огромные высокие кедры, не такие монументальные, лохматые сосны и тёмные пикообразные ёлки. Всё это, знакомое с детства величие и устоявшееся годами спокойствие, до восторга захватило его, заболевшую в городе, душу. Он, словно маленький, сорвался с места, перескакивая от одного знакомого дерева к другому, обнимая их стволы, как добрых друзей, и разговаривая с ними, забыв о стягивающих челюсть резинках. Вбежав в окормлённую обвисшими сосновыми прожилинами ограду, Ванька растерянно остановился около дома. Тяжёлая деревянная входная дверь была подоткнута массивной, потемневшей от времени палкой, заменяющей замок. Родителей не было дома, и парень, бросив на крыльцо рюкзак, побежал к загону…

      …Губан его словно ждал! Его большая угловатая голова была повёрнута к Ваньке. Увидев его, лосёнок смешно и коряво заскакал навстречу. Растроганный Ванька не остерегаясь, обхватил его голову и прижавшись к ней лицом зашептал в ухо другу:

      – Ну, что ты, губоротый? Думал, что уйду я от вас, да? Как бы не так! Нет на земле места, роднее этого и нет его дороже! И пускай они там, как могут, – он заглянул стригущему ушами лосёнку в глаза, увидев в них своё отражение, – а мы здесь будем, как надо!

      Губан положил свою тяжёлую морду ему на плечо, поверив Ваньке и согласившись с ним!

                                                                  10.03.2009 г.

                              Старики

      У деда Прони захворала бабка! Сухая и скорая на подъём, работящая, добрая, некрикливая, всегда встающая раньше него, вдруг, раз! – и не поднялась утром. Он вначале даже не заметил, по привычке быстро одевшись и выскочив до «ветру», но, когда «управившись», зашёл домой, то, чу: что-то не так! Спали они уже лет двадцать порознь – как он говорил: «Уже не помню, когда!» Дед, любитель тепла, устраивался на печке, бабка, не любящая духоты – в дальней тёмной комнате. Как она умудрялась вставать до зари, он не понимал, ведь там не было окон, и «ночь» длилась сутки. Наверное, по природному чутью или внутренним часам, по науке.

      Сегодня же его знаменитая, одна на всю деревню полурусская печь ещё не гудит, принося в дом тепло и уют. Дед осторожно вошёл в бабкину комнату и, елозя рукой по стене в поисках включателя, елейно проговорил:

      – Ты чё, старая, проспала подъём? Я же тебя просил, ложись где-нибудь на свету…

      Из дальнего угла послышался её слабый, какой-то виноватый голос:

      – Дед, иди возьми спички, а то убьёшься об стол…

      Дед уже ткнулся бедром в угол стола и, беззлобно матерясь про себя, вышел в кухню и взял спички. Выключатель оказался на противоположной стене, около кровати. Он включил свет и удивился, как всё здесь незнакомо.

      Он помнил эту комнату в те времена, когда были ещё маленькими дети, тогда, по-«евоному», выключатель был около дверей.