Яблоко Купидона (сборник). Ольга Крючкова

и графа Астафьева, все же поднялась в спальню дочери со свадебным платьем и надлежащими принадлежностями.

      Наташа читала книгу, когда маменька вошла в комнату в сопровождении двух девок, несущих платье.

      – Душа моя, примерь.

      Наташа отложила книгу и нехотя поднялась с кресла.

      – Ах, маменька, ну отчего такая спешка? До свадьбы еще неделя.

      – Примеряй. Вдруг, что надо подшить, словом, подогнать по фигуре.

      Наташа поморщилась, но решила не нагнетать и так непростую обстановку, смилостивилась:

      – Хорошо. Глаша! Помоги мне одеться.

      Верная горничная, была тут как тут.

      – Как изволите-с, Наталья Дмитриевна, – и тот час начала расстегивать крючки на домашнем льняном платье.

      Девушка осталась в одной тонкой батистовой рубашке. Маменька оглядела дочь со всех сторон.

      – Хороша фигурой вышла, ничего не скажешь. Прямо, как я в молодости.

      – Только вы маменька сей фигурой осчастливили папеньку, которого любили, – ехидно заметила Наташа.

      Мария Ивановна хотела прикрикнуть на дочь, но осеклась: в сущности та была права. Действительно Мария Ивановна любила своего жениха, вот уже двадцать лет как мужа. Дмитрий по молодости лет был статен, красив, не глуп, и что не мало важно владел приличным имением, да и у нее приданое насчитывало почти шесть тысяч рублей. Так, что брак Марии Ивановны, урожденной Назаровой был счастливым, или почти таковым, если не считать последние события, лишившие ее сна и покоя.

      Мария Ивановна все чаще в последнее время ощущала смутную тревогу и, как ни странно, угрызения совести. Она прекрасно понимала, что предстоящим браком, прежде всего, руководит желание ее и супруга обосноваться в Санкт-Петербурге или Москве, иметь достойный выезд и, наконец, путешествовать по заграницам. Да и чего греха таить, она сама желала подняться по социальной лестнице и быть в родстве с самим графом Астафьевым.

      Наташа подняла руки, Глаша сняла с нее нижнюю сорочку, та и вовсе осталась почти обнаженной, в одних кружевных панталонах. Мария Ивановна опять взглянула на дочь и, увидев ее молодую упругую грудь, покатые бедра и стройные ноги, почувствовала, как ком подступил к горлу: ведь всей этой красотой и молодостью будет обладать мужчина, которому минуло шестьдесят лет.

      Она постаралась подавить в себе эти мысли: слово Дмитрия Федоровича – закон, а он желал предстоящего брака и всячески ему способствовал.

      «Ах, если бы Дмитрий и граф не были связаны давней дружбой, – подумала барыня, – тогда я бы возможно…Что? – и сама ответила на свой вопрос: – Помогла бы дочери… Нет, это безумие! Да кто, этот гусар! – мот, пьяница, бабник! Все они – таковы! Промотает все нами нажитое и чего доброго бросит Наташу! Нет, свадьба состоится!» – решила она.

      Глаша зашнуровывала новый корсаж на Наталье Дмитриевне, стягивая его все туже и туже.

      – Глаша, помилуй! – возмутилась девушка. – Я в нем задохнусь.

      Горничная ослабила шнуровку, через пять минут сия «экзекуция» была благополучно завершена.

      Теперь