Вниз по реке. Джон Харт

Робин, темным силуэтом напротив света. Она была совершенно неподвижна. Мне не было видно ее лица.

      – Это абсолютно ничего не значит, – произнесла она, обращаясь ко мне.

      – Что не значит?

      Она расстегнула рубашку, стянула ее с себя. Больше на ней ничего не было. Свет струился сквозь промежутки между ее пальцами, сквозь пространство между ее ногами. Робин была лишь силуэтом, плоской бумажной куклой. Я подумал о годах, которые мы с ней делили на двоих, – о том, как близко мы подошли к тому, чтобы остаться вместе навсегда. Мне очень хотелось увидеть ее лицо.

      Когда я приподнял одеяло, она скользнула под него и закинула на меня ногу.

      – Ты уверена? – спросил я.

      – Помолчи.

      Робин поцеловала меня сбоку в шею, приподнялась, чтобы поцеловать лицо, а потом покрыла поцелуями рот. На вкус она была такой же, какой я ее помнил, ощущалась так же – твердая, горячая и нетерпеливая. Она перекатилась поверх меня, и я невольно зажмурился, когда ее вес навалился мне на ребра.

      – Прости, – шепнула Робин, сползая пониже. По телу ее пробежала крупная дрожь. Приподнялась надо мной, и я увидел половинку ее лица в свете из прихожей, темную ямку одного глаза и темные волосы, которые поблескивали там, где их касался свет. Взяла меня за руки и положила их себе на груди.

      – Это абсолютно ничего не значит, – повторила Робин; но она лгала, и мы оба это знали. Слияние было немедленным и полным.

      Словно шаг с обрыва.

      Словно падение.

* * *

      Когда я проснулся во второй раз, она уже одевалась.

      – Эй, – позвал я.

      – Сам ты «эй».

      – Не хочешь поговорить?

      Робин одним движением натянула рубашку, начала застегивать. На меня она смотреть избегала.

      – Только не про это.

      – А почему?

      – Мне нужно кое-что обдумать.

      – Это ты про нас?

      Она помотала головой:

      – Я не могу разговаривать с тобой вот таким.

      – Каким таким?

      – Голым, замотанным в мое одеяло… Надень хотя бы штаны и приходи в гостиную.

      Натянув брюки и футболку, я нашел ее сидящей с ногами в полукруглом кожаном кресле.

      – А сколько вообще времени? – спросил я.

      – Поздно уже, – отозвалась она.

      Горела единственная лампа, оставляя бо́льшую часть комнаты в тени. Лицо Робин было бледным и неуверенным, глаза прятались за жесткими серыми тенями. Пальцы переплелись. Я огляделся по сторонам, а молчание продолжало разливаться вокруг нас.

      – Ну так что? – не выдержал я наконец.

      Робин вскочила на ноги.

      – Я так не могу! Я не могу как ни в чем не бывало болтать с тобой, словно мы виделись на прошлой неделе. Все-таки пять лет, Адам! Ты не звонил, не писал. Я не знала, жив ты, умер, женился, по-прежнему один… Ничего не знала. – Она с силой провела пальцами по волосам. – И даже при всем этом я по-прежнему не предприняла каких-либо серьезных шагов. Но все же сейчас я сплю с тобой, и хочешь знать, почему? Потому что знаю, что ты уедешь; и хочу выяснить, осталось