Плаха да колокола. Вячеслав Белоусов

упоминали.

      – Кого-кого? – Странников аж приостановился.

      С помощью Иорина он минутой раньше сошёл с крыльца, и теперь они шествовали вдоль улицы, направляясь к портовому саду, недалеко от которого проживал секретарь губкома.

      – Может, я и ослышался, но они про нездешнюю дамочку вели разговор, – не сдавался Иорин. – У них в Саратове общие корни, земляки они, оказывается.

      – Вот даже как! – крякнул Странников. – Везёт стряпчему. Сам Стрельников в земляках оказался. Ценней знакомства не найти! Ну, держись теперь, Константин Михееич! То-то Павлушка рвался до него. Теперь не успокоится, пока не выпотрошит наизнанку.

      – Так вам он и обязан…

      – Мне? Зря ты, Игорёк. Язык у тебя, гляжу, длинный…

      – Да я не в этом смысле, Василий Петрович! – Изменилось лицо лизоблюда. – Я в смысле…

      – А я в том самом смысле! – посуровел Странников. – Я не посмотрю, что Мария моя тебе покровительствует. Ишь примостился! Чем берёшь старушек?

      – Да какая же она старушка, Василий Петрович! Дама бальзаковского возраста ваша супруга!

      – Поговори… бабий угодник!

      – Да я, Василий Петрович, и ни мыслишки какой!..

      – Чего?! В три шеи погоню! Забыл, кто перед тобой? Перед тобой ответственный секретарь губкома! Щенок!..

      – Василий Петрович!..

      – Язык-то прищеми, а то сам прижгу. А дамочку ту как они именовали?

      – Александрой! Александрой Михайловной, кажется.

      – «Кажется», – передразнил Странников и усмехнулся, успокоившись. – В мире одна Александра Домонтович была. И имя её…

      – Умерла?

      – Стыдно, молодой человек! Не знать таких женщин!.. Замуж вышла! И зваться стала Коллонтай Александрой Михайловной. Первая и единственная в правительстве Советской России! Валькирия революции! Вот как прозвали её наши враги… Впрочем, и друзья. И она это заслужила. Нарком призрения! Женсовет в государстве создала!

      – Что-то друзья наши про неё в другом смысле упоминали, Василий Петрович, – ехидно ухмыльнулся Иорин, заботливо беря Странникова под локоток, и они не спеша проследовали дальше. – Интересовали их, я бы сказал, совсем иные её увлечения.

      – Мужики, что ли?

      – Как сказать… Не то чтобы…

      – Эх ты, лягушачья душа! И мнения своего боишься. А вот Александру Михайловну это не пугает. – Он задумался, напряг память, но сказывалось выпитое спиртное. – Вполне возможно. Увлекались ею великие мужи, и она увлекалась.

      – Они её сравнивали с нашей Венокуровой. Тоже женсоветом руководит.

      – Ну-ну! – пригрозил Странников, выдернул руку, поводил большим пальцем под носом спутника. – Опять зарываешься! Не позволю!

      – А я и не заикался, Василий Петрович, – уже смелее не уступал тот. – Куда нам? Катерина Сергеевна Венокурова – сущий ангел против того, что Павел Тимофеевич насчёт Валькирии той размышлял.

      – Давай выкладывай всё как есть, – споткнулся Странников, но Иорин его удержал. – Выкладывай, выкладывай. Не бойся.

      – Про эрос у них разговоры велись.

      – Про эрос? Ты не перепутал ничего? –