Пепел Чернобыля. Дневник ликвидатора. Роман в четырех частях. Виктор Акатов

работал на Калининской атомной, приезжал на другую сторону площади – Ленинградский вокзал. Через тридцать два года стал приезжать в Москву на Ярославский вокзал. Вот круг трех вокзалов и замкнулся.

      Сколько ещё мне придется приезжать сюда? Или осталось немного? Господи, опять лезут эти мысли! Стоп-стоп! Не расслабляться! Как там у Губермана?

      Думать каждый день о черном дне, —

      Значит, делать черным каждый день.

      Так, на чем я остановился? Ага. Утром приехал в Москву… Вышел из вагона с Николаем… Подошел Игнатьич…

      Мысли невольно возвратились к нашему утреннему разговору в поезде… Да-а! Со сколькими чернобыльцами я встречался за годы после аварии, но эта встреча была необычна. Я не во всем согласен с Николаем. Но его неравнодушие, боль за всех и за страну тронули меня глубоко и не давали успокоиться. А еще этот Василий Игнатьевич! Я сам еле сдерживался, чтобы не сказать всё, что о нем думал. Николай сделал это с лету, хлестко, жестко, хотя и многословно. И тронул видать, не только меня… И вон под конец, как все обернулось!

      Дневник

      Жаль, нет рядом таких Николаев, которые бы растолкали, разбудили, окатили ведром холодной воды, чтобы выпрямился скукожившийся человек, поднял голову и увидел, что главное в жизни не суета ради быта и мирских утех. И кто нам мешает жить по-другому, без ушата леденящей воды? Кто? Мы сами…

      Спим и хнычем, в виде спорта,

      Не волнуясь, не любя,

      Ищем Бога, ищем черта,

      Потеряв самих себя.

      Это почти век назад про нас сегодняшних сказал Саша Черный. Видимо без людей, несущих правду в промытые властью и идеологией мозги, народ затухает. Такие Николаи и есть Прометеи, Данко, пробуждающие и дающие свет жизни…

      Жаль адреса Василия Игнатьевича не взял и фамилию у Николая не спросил…

      Последние годы блекнут по сравнению с яркими дочернобыльскими. Работа – дом, дом – работа, работа – дом и так далее. Карусель. Вот и сын вырос. Отдалился в заботах о своей службе, жене, дочке. Через столько лет, нашла Андрея его мать, то бишь бывшая моя женушка, бросившая нас ради своих утех и никогда эти годы не вспоминавшая о сыне. Наверное счастье закончилось, вот и потянуло назад, замаливать свой грех. А сын принял её, видать истосковался по материнской любви, даже стал редко писать мне. Возможно, я ему уже и не нужен. Значит, эстафетную палочку жизни, врученную мне когда-то моим незабвенным отцом, я передал дальше. Пост сдал, пост принял.

      Что останется после меня? Память сотрется, вещи истреплются. А дневник сохранит Андрею частичку меня, расскажет ему, как мы жили, о чем-то предупредит, насторожит. В общем буду писать. Кроме того, дневник – это разговор с самим собой, когда нет другого собеседника.

      Шрамы

      Уже шёл пятый день моего очередного пребывания на Каширке. Придя после ужина в палату, я присел к столу и решил перечитать то, что