Пепел Чернобыля. Дневник ликвидатора. Роман в четырех частях. Виктор Акатов

я. Здравствуйте Петр Валентинович! С приездом!

      – Здравствуйте, Татьяна! Ну что встали у двери? Проходите, присаживайтесь. Не думал, что вы ещё на Каширке.

      – Я, Петр Валентинович, только вчера узнала, что вы приехали. С утра караулила, да, наверно, в обед пропустила. Я вас очень ждала. Как хорошо, что вы приехали.

      – Я тоже рад вас видеть. Но, в то же время, не обижайтесь, и не рад. Потому что вы всё ещё здесь.

      – А вы моё второе письмо получили?

      – Да. А вы моё?

      – Да, храню. Спасибо вам, что поддерживаете меня.

      – Вы же писали, что скоро выпишетесь, потому я и не думал вас здесь застать. Какие у васа новости?

      – Последние анализы незадолго до выписки вдруг резко ухудшились, меня задержали. Было опять полное обследование, появилась ещё одна небольшая опухоль неподалеку от предыдущей, сейчас прохожу новый цикл химиотерапии. Если не поможет, будут оперировать. Как думаете, Петр Валентинович, будут грудную клетку вскрывать, а?

      – Наверное. Но вы не бойтесь, под наркозом ведь.

      – Я операции не боюсь. Жаль, грудь всю искромсают. И так шрамы на шее, в паху, еще и на груди будут. Муж разлюбит.

      – Ну, и у меня шрамы. Видите, какие крупные на шее, да ещё на животе, ноге. У тебя на шее косметический шов, под бусами не видно. Женщинам всегда косметические швы делают.

      – Конечно, в одежде да под бусами не видно. А дома. Зачем я ему вся изрезанная, да еще больная?

      – А вы нагишом перед ним не ходите. Лишь, когда темно.

      – А он любит смотреть на меня обнаженную.

      – Татьяна, да Толя любит вас любую. Мне даже кажется, что он вас любит больше, чем ваших детей. Как они, как мама?

      – Устает. Помочь некому. Дедушке уже восемьдесят, Саня в подготовительном классе в детсаду, Мариночка дома, нет мест в детсаду. И все мама. Нет, я не выдержу. Брошу всё.

      – Татьяна, помните певица была Майя Кристалинская. Она еще всегда в шарфике ходила, шею прикрывала. Такой мягкий приятный голос. Песни задушевные пела.

      – Конечно! Говорили, что ей в какой-то хулиганской банде шею порезали, вот она и скрывала шрам под платочком. Тогда, наверно, косметические разрезы не умели делать.

      – Нет. Это глупые слухи. Она была больна, так же как и ты. У нее тоже был лимфогранулематоз. И щитовидку ей резали, и грудь, и облучали не раз. Тридцать лет она боролась с болезнью. И пела. Да как пела! У вас есть, как минимум, столько же. Вам здесь лежать не больше года. Потом вернетесь. Еще внуков нянчить будете. Я вам подарок привез.

      Не всё потеряно!

      Я открыл шкаф, вынул большой пакет и подал Татьене.

      – Это вам. Возьмите, раскройте.

      – Ой, Петр Валентинович, это же картина!

      – Да.

      – А чья?

      – Неважно.

      На самом деле картина была предназначена не ей. Эту линогравюру попросил меня привезти мой сослуживец по Байконуру, живущий в Подлипках под Москвой Сережа Петюнин.