Микеланджело. Жизнь гения. Мартин Гейфорд

он сажал виноградную лозу возле своей флорентийской мастерской в Виа Моцца[74]. Позади его римского дома с мастерской в Мачелло деи Корви был разбит сад, где росли горох и бобы, фиги и мускатный виноград, а по двору ходили петухи и куры.

      Наследственное имение Буонарроти принадлежало к числу тех, что приносили средний доход[75]. Согласно налоговой декларации catasto за 1470 год, в то время, то есть за пять лет до рождения Микеланджело, два вола требовались, чтобы вспахать землю, которая ежегодно давала урожай зерна, фиг, шестнадцать бочек вина и пятнадцать – оливкового масла; кроме того, на этой земле разводили скот и кур, снабжавших семейство мясом и яйцами. А еще, судя по более поздним источникам, к этому земельному участку примыкало нечто такое, чем могла похвастаться отнюдь не каждая ферма, даже в окрестностях Флоренции: каменоломня. Нетрудно вообразить маленького Микеланджело, который играет в имении: он наверняка знал там каждый уголок с раннего детства.

      Сеттиньяно был деревней каменотесов[76]. Все окрестности, включая такие соседние поселения, как Фьезоле, целиком зависели от добычи камня, подобно тому как иные местности – от лесного хозяйства, охоты или рыбной ловли. В деревушке жило немало каменотесов и резчиков по камню, а венчали всю эту ремесленную иерархию скульпторы. Из фамилий флорентийских скульпторов, специализировавшихся на резьбе по камню, можно составить список сел и деревень, разбросанных по этим холмам: Мино да Фьезоле, Дезидерио да Сеттиньяно, Бенедетто да Майано, – Майано располагалось совсем близко. Архитекторы и скульпторы братья Бернардо и Антонио Росселлино происходили из клана, издавна живущего в Сеттиньяно, а их дядя Якопо ди Доменико ди Лука дель Борра Гамберелли одновременно фермерствовал и владел каменоломней: подобное сочетание часто встречалось в тех краях.

      Как писал Кондиви, кормилица Микеланджело «была дочерью и женой каменотеса. Потому-то Микеланджело и имел обыкновение говорить: вот, мол, неудивительно, что он получает такое наслаждение, работая резцом каменотеса»[77]; однако эта небрежно брошенная шутка, несомненно, была не вовсе лишена серьезности. Вазари повторяет эти слова мастера почти дословно, лишь более кратко: «Да и резцы и молот, которыми я делаю свои статуи, я извлек из молока моей кормилицы»[78].

      В этой похвальбе Микеланджело подспудно слышится популярное среди флорентийцев того времени опасение, что дети из средних классов общества якобы приобретут привычки, свойственные рабочему классу, «всосав» их с молоком кормилицы. По этой причине святой Бернардин возражал против кормилиц. Он предупреждал родителей из числа своей паствы: «Невзирая на то что это ваше собственное дитя, а вы мудры, благовоспитанны и сдержанны, вы отдаете его свинье, дабы она его вынянчила… А когда дитя ваше возвращается к вам, вы заявляете: „Уж и не ведаю, на кого ты похож! Ты точно никого из нас ничем не напоминаешь!“»[79] Как мы увидим, именно такая судьба, по мнению Лодовико

74

Ramsden I. P. 124. No. 138. Римский сад Микеланджело изображен в письмах Бартоломео Анджелини. Cart. IV. P. 13, 20, 32, nos. cmvii, cmxi, cmxxi.

75

Frey, Grimm, 1885. P. 190–191.

76

О добыче камня в Сеттиньяно и об отношениях, сложившихся у Микеланджело с сеттиньянскими каменщиками, см.: Wallace. Michelangelo. 1994. P. 32–38, 100–102.

77

Condivi / Bull. P. 9.

78

Вазари Джорджо. Жизнеописание Микеланджело Буонарроти. С. 352.

79

Цит. по: Haas. P. 90.