Прости мне мои капризы. Николай Чепурных

на просушке травы, скошенной на выделенном ее родственникам участке, расположенном в пяти километрах от села. После просушки трава превращалась в сено, которое зимой шло на корм корове.

      Вместо лопаты, орудием труда в руках Ирины были деревянные, с длинным древком и широким захватом, грабли.

      После нескольких часов работы, с краткими перерывами на отдых, прием пищи – у Ирины заметно покраснело лицо, особенно нос (так, что резче стали выделяться большие ее глаза…), золотистым загаром покрылись плечи, руки и ноги (Ирина – самозабвенно – трудилась в спортивных своих шортах…). И от этого покрасневшего ее носа, и загоревших плеч, тонкой кожей впитавших душистый луговой аромат трав: тимофеевки и пырея, овсяницы и клевера, обвеянных теплым, приходящим с южной стороны, ветром, – невозможно было отвести взгляд.

      Ирина как будто нарочно, для встречи со мной, надела легкий, с открытой верхней частью, сарафан.

      Вообще, находиться с Ириной рядом, на расстоянии вздоха – было для меня непростым, подчас, делом. Испытанием. Главная трудность заключалась в том, чтобы не обращать на нее внимания – как на женщину. Пусть пока еще «маленькую» женщину, развивающуюся, «формирующуюся». Однако, уже обладающую вполне очевидными, безусловными признаками взрослости – в самом широком смысле этого понятия. Некоторые из этих очевидных признаков – приводили меня в смущение и трепет, чрезвычайно волновали и будоражили, заставляли почти беспрерывно работать воображение… Вследствие чего, мне было довольно сложно – «держать себя в руках», общаться с Ириной свободно, раскованно, как с младшим товарищем, другом.

      Понимала ли это мое состояние Ирина? Не знаю. Во всяком случае, мне она об этом ничего не говорила, а я ни о чем «таком» ее не расспрашивал. Я совершенно не представлял себе: каким образом, ни с того, ни с сего – я мог бы приступить к подобным расспросам? Какой могла бы быть реакция Ирины?

      Между тем, все эти наши с Ириной контакты, встречи, прогулки, беседы – совершенно невинные, безобидные по сути – вольно, или невольно, послужили прелюдией ко всему тому, что произошло между нами дальше.

* * *

      Началось все с того, что Ирине пришла в голову одна необычная идея, показавшаяся мне необдуманной, даже безрассудной и нежизнеспособной. В первые минуты, после того, как она была озвучена.

      В тот тихий, спокойный час, когда, по образному выражению – уже названного мной поэта Николая Рубцова, «всей душой, которую не жаль… овладевает светлая печаль, как лунный свет овладевает миром», и большинство граждан спят в мягких своих постелях, – мы с Ириной предались совершенно иному занятию. Снарядились в захватывающий пеший поход. На нашу речку Вежу. Замечательная эта речка, кажется, с самых давних времен, протекала в двух верстах от села – с западной его окраины.

      Признаюсь, прежде чем согласиться с доблестным предложением Ирины, я сделал попытку отговорить ее от этого – действительно несколько выходящего за рамки здравого смысла (учитывая не совсем подходящее время суток…) – предприятия. Когда обычные доводы не подействовали – решил