Человек из красного дерева. Андрей Рубанов

вкатился минивэн.

      Вдвоём с Читарем мы сняли ящик и здесь же, во дворе, извлекли заготовку. Она так сияла под солнцем, что я пожалел заносить её в дом. Так и ходил какое-то время вокруг, щурясь и улыбаясь.

      Работать с деревом можно и нужно на улице, во дворе. Во-первых, дневной свет. Во-вторых, шумно же: стук, треск, визг. Дом плотника всегда найдёшь по стуку топора. Обычно древоделы не устраивают мастерскую дома, под крышей, а тем более – в подвале. Но я – таюсь ото всех, берегусь, дело моё секретное. И я, вместе с другом, заношу тяжёлое бревно в дом, и далее – вниз, через узкий люк в подвал, по крутой железной лестнице, в три приёма.

      На “раз-два-три-взяли” воздвигаем заготовку на стол и помещаем ровно под лампы.

      Читарь огляделся, пошёл вдоль стен: давно тут не был. Он, как и я, любопытен до крайности, всё интересное и необычное его возбуждает.

      Он долго рассматривает малую фигуру, лежащую на втором верстаке возле стены. Мне кажется – она смотрит на него, они глядят друг другу в глаза.

      – Нравится? – спрашиваю я.

      – Истинно говорю, ты великий мастер.

      Я беру кронциркуль, измеряю ширину плеч малой фигуры, диаметр головы.

      – Это модель, – объясняю. – Большая фигура будет такая же, с теми же точно пропорциями.

      – Параскева?

      Я не ответил.

      Он не первый раз спрашивал, а я всегда отмалчивался.

15

      Появление Щепы сопровождалось шумом и суетой: сначала он позвонил и объявил, что вот-вот подъедет и что мне следует открыть ему ворота; далее, вкатившись во двор на громадном белоснежном внедорожнике, он оглушительно посигналил, возвещая о своём появлении всю деревню, а возможно, и соседние; наконец, вытек, явно натренированным длинным движением, из машины и встал возле неё, опершись локтем и красиво дымя сигаретой, но музыку не выключил, и она грохотала из салона, пока я сходил с крыльца.

      Голубоглазый, сильный мужчина в расцвете лет, с ног до головы модный: легкомысленно зауженные брючки, лёгкое пальто-пыльник, явно сшитое по фигуре, полированные ногти, много золота на шее и запястьях, что придаёт облику некоторый цыганский колорит; очень спортивный, очень на вид здоровый, очень благополучный; гарантированно вызывающий зависть у подавляющего большинства самцов, оказавшихся рядом, – таков был Щепа, мой родной брат, второй, после Читаря.

      – А где куры? – спросил он вместо приветствия.

      – Сигарету убери, – сказал я.

      Щепа ухмыльнулся, но окурок бросил на землю и затушил каблуком.

      – Кур нет, – сказал я. – При чём тут куры?

      – Ну, – Щепа обвёл рукой двор, – ты же деревенский. Все деревенские заводят кур.

      – А, понял, – сказал я. – Ты издеваешься.

      Он захохотал.

      Я отвык от его высокомерного грубого хохота, и сейчас вздрогнул и опустил глаза – неприятно было смотреть, стыдно. Не за себя – за него.

      Он обошёл вокруг “Каравеллы” Читаря, пнул колесо.

      – Отличный образец, – провозгласил. – Самодвижущийся примус эпохи первичного разграбления России. Твоя?

      – Моя, –