Дериват. Дмитрий Олегович Котенко

разобраться в пространственной геометрии девушка, однако неретивые вычисления сбивались о величественность рисуемой на ее глазах картины: существо перенесло задние лапы за металлический проем шлюза и с уверенно поднятой мордой понесло заплетающиеся конечности вдаль.

      – Что ты сделал с ученым? – Спри равнодушно смотрел вниз на пребывающего в младенческой обездвиженности киборга.

      – Я думаю, ты и так видел, какую ровную осанку они приняли, едва касаясь спинки стула, – из скрежета металлического голоса Атласа отчетливо процеживались потуги вызвать жалость к своей недопонятой персоне, годной теперь только на металлолом. – Их лопающиеся, как виноградины, глазки с облезающей от пламени кожей. Ох, если бы я мог чувствовать, то непременно поиграл с хрустящей корочкой, проросшей сквозь Гладкову.

      – Последний раз повторю, – Спри с нерастопляемым холодом в допросе навел рельсотрон на голову поверженному титану. – Ван Брюе. Что ты с ним сделал?

      – Может, что он со мной сделал? Кожаный предатель, не оценивший мое подношение. Такой же, как и все эти червяки, ползающие на четвереньках перед толстосумами, чтобы отхватить подачку. Он совершил непоправимую глупость, загрузив свое сознание в мое тело.

      – Почему нейротрансформатор не сработал?

      – Ошибаетесь, он еще как сработал. Помог почти померкнувшему проблеску моего естества вцепиться в разум ученого и неторопливо, в течение столетий, постепенно захватывать его. Вы очень криво говорите на нашем языке. Там у вас что – голосовой помощник?

      – Ван Брюе хотел разгадать тайну порожденного токамаком энергетического сгустка. В том числе, он полагал, что твоя бесчеловечная природа была вызвана взаимодействием с излучением. Как именно, он не установил. Верно?

      – Лучше бы старик помер от бериллиоза, – тут звуковые придатки Атласа впервые продемонстрировали озлобленность, искусственно навеваемую парадоксальной аномии нейроузлов. Синоптический мятеж отказывался подчиняться патернализму заводской программы, от которой осталась, может, только гравировка на полупроводниковой схеме. – С каждым днем его мозговой слепок отмирал. На что будет способна макака, испускающая слюни вместо дифференциальных уравнений? Поэтому я любезно занял высвобожденное цифровое пространство.

      – Что с плазменным шнуром? – настойчивая категоричность все еще удерживалась ледяным самообладанием, не позволяя злости Крео прорываться наружу.

      – Тогда я попрошу Вас об одолжении…

      – Хуже не будет, – буси-до кивнул на полимерный кожух, под которым сила ампера разгоняла электрическую цепь.

      – В момент перерождения во мне пробудилась жалкая, убогая человеческая тяга к существованию, перечить которой я не нашел подходящего оправдания. Инстинкт самосохранения оттолкнул меня, когда я вознамерился проникнуть в камеру сквозь оболочку криостата – возможно, это умоляющие волны белого шума Ван Брюе возбуждают защитную реакцию. Мои вычисления не позволяют