Паруса «Надежды». Морской дневник сухопутного человека. Александр Рыбин

весь в ракушках – это про Пал Палыча; даже не верится, что человек родился на Украине, где-то под Кировоградом, а море увидел, лишь когда призвали в армию, на флот.

      Тут, конечно, не военный корабль, но порядки почти военные. Мне, не пившему солененькой забортной водички, не всегда эти порядки понятны, поэтому иногда спорю с теми, с кем не надо бы спорить. Меня успокаивают: «Ничего, парень, это по молодости. Это бывает».

      Тут вот прочитал: «Подчиненный перед лицом начальствующим должен иметь вид лихой и чуть придурковатый, дабы разумением не смущать лица начальствующего. Устав флота российского. Петр Первый».

      Учту, Петр Алексеевич.

      Не пускают нас на Лемнос, потому как считают шпионами, закамуфлированными под учебный корабль. Не знаю, как насчет шпионов, но что тут, в Мирине, можно нового узнать? Тихий курортный городок окружил бухточку, в глубине которой стоит пара штук довольно старых военных катеров, непрезентабельных, с потеками ржавчины, – вот и все натовские тайны.

      Кончил править главу, которую намеревался отправить Татьяне Владимировне. Лиха беда начало.

      Вот вам и первое убийство. Вышел на палубу, после того как убил собственными руками Арсена, и как-то даже не по себе стало. Хожу тут незамеченный. Греческое солнце уже почти в зените, все что-то копошатся, фотографируются на фоне острова, а я будто Джек Потрошитель: кокнул человека – и ничего. Никто не подозревает, что в каюте номер двести четыре писатель начал свой кровавый отсчет.

      Что узнал нового?

      Желтый флаг – «мое судно не заражено, прошу разрешить свободное плавание». Это я узнал, когда поднимали желтое полотнище в голубое выцветшее небо Греции.

      Пока идет неразбериха и согласование, когда и как мы сможем очутиться на острове, спустился в каюту творить дальше…

      Тупик в конце тоннеля

      Хоть стрижено, хоть брито – все голо.

Народная пословица

      В гостиной собрались все.

      – Что случилось, Илья? – Мать сидела в одной ночнушке, нерасчесанная, постаревшая.

      – Арсена убили!

      Бабушка ойкнула, схватилась за руку сидевшего у окна в глубоком старинном кресле тяжело дышавшего деда. Евгений Васильевич сверкнул глазами.

      – Илья! Ты… что же… – он стал стучать кулаком по крышке стоявшего рядом с креслом кабинетного рояля, – ты что же… подозре… – Он умолк на полуслове и чуть обмяк…

      – Нет! Нет! Вы что, с ума сошли все? Я просто приехал, черт мен я дернул… туда, где его… Ну, в общем, я видел их… тех, кто его убил.

      – Какой ужас! – Мать заметалась по комнате.

      – Полина, сядь! Не кричи на весь дом, соседей разбудишь. – Слова старика были сухими, хлесткими, как выстрелы.

      Полина Евгеньевна тут же послушно бухнулась на стул.

      – Я очень устал, прошу меня к телефону не звать, кто бы это ни был.

      – Ты там совсем ни при чем? – Дед из своего кресла сверлил внука глазами.

      – Я думаю, что нет.

      – Ты нам всё сказал? – Мать стала