Проблеск истины. Эрнест Хемингуэй

траву, и про заросли кустов, и что на верхнюю одежду табу, каким бы прохладным ни было утро, потому что у «маннлихера» калибра 6,5 слишком длинный ствол и накладные плечи могут все испортить, если придется стрелять второпях. А еще я думал о том, как поступил бы на моем месте Отец, и о том, как нелепо он ошибся в последний раз, хотя до этого добыл столько львов, сколько мне и не снилось.

      Глава вторая

      В предрассветных сумерках ветер теребил седые хлопья, подернувшие угли костра. Я набросил халат, обул высокие ботинки мягкой кожи и пошел будить Нгуи.

      Он спросонья был угрюм и знать меня не хотел; я вспомнил, что до восхода он улыбаться не способен, а иногда и к полудню не возвращается из тех мест, куда люди улетают во сне.

      Мы сели у мертвого седого костра.

      – Слышал ночью льва?

      – Ндио, бвана.

      Его вежливость была на самом деле грубостью, и мы оба это знали, так как не раз обсуждали формулу «ндио, бвана», которой африканцы пользуются, чтобы закончить надоевший разговор с белым человеком.

      – Сколько их было?

      – Один лев.

      – Мзури, – сказал я со значением: мол, теперь я действительно верю, что ты слышал льва.

      Нгуи сплюнул, открыл кисет с жевательным табаком, угостился сам и предложил мне. Я заправил щепотку под верхнюю губу.

      – Думаешь, это был большой лев мемсаиб?

      Табак нежно покусывал десну и кожицу под верхней губой.

      – Хапана, – ответил Нгуи, использовав самую категоричную форму отрицания.

      К костру подошел Кейти, демонстрируя свою знаменитую скептическую ухмылку, похожую на горизонтальный разрез. Судя по незаправленному хвостику, чалму он наматывал в темноте. Глаза его тоже искрились насмешкой. О серьезном настрое на охоту не могло быть и речи.

      – Хапана симба кубва сана, – сказал Кейти, одарив меня взглядом лукаво-извиняющимся и в то же время абсолютно убежденным: он прекрасно знал, что ночной лев не был тем исполином, чей голос мы слышали много раз. – Нанаке, – добавил он, обращая дело в шутку. Это означало: лев достаточно взрослый, чтобы воевать и заводить детей, но пить ему еще рано. Такая шутка на языке камба была знаком дружеского расположения, особенно ценным в час рассвета, когда температура дружбы далека от точки кипения. Кейти давал мне понять, что видел мои попытки выучить язык и относился к ним с пониманием, хотя моим учителем был отпетый шалопай и даже не мусульманин.

      Пресловутые львы сидели занозой в моей голове, сколько я себя помнил – в Африке это где-то около месяца, если темп жизни высок. Наши темпы зашкаливали постоянно. Львы нарушали спокойствие и в Саленге, и в Магади, и у нас водились разбойники, повинные в четырех нападениях на скот, и вот теперь объявился новенький, на которого пока не было досье. Однако попробуй докажи мисс Мэри, что все эти львы не имеют ничего общего с тем официально объявленным в розыск кровожадным исполином, на которого она так долго охотилась и по чудовищным следам которого мы столько раз ходили, неизменно утыкаясь либо в высокую траву, либо в камыши у болота, либо в непроходимый кустарник на границе страны геренуков, у старой маньятты по пути к холмам