Сестра моей жены. Лана Пиратова

я.

      – А к чему тогда эти вопросы? – наглеет она.

      – Пока ты живешь у нас с Ларисой, мы несем за тебя ответственность, – начинаю я. Моника демонстративно закатывает глаза и закидывает назад голову, открывая моему взору свою шею и еще больше выпячивая вперед грудь.

      Цвет фуксии стоит теперь как биллборд перед моими глазами, затмевая все остальные цвета. Может, я просто давно не был во Франции?

      И пока она не успевает сказать, что я зануда, добавляю:

      – Будь добра ночевать дома. Иначе отправишься жить к своей мамочке в Ново-Переделкино.

      С этими словами я встаю и решительно иду на выход. Не люблю разводить беседы, когда тему считаю исчерпанной. В дверях я сближаюсь с Моникой и опять чувствую этот аромат. От этого становлюсь только злее. И этот аромат останавливает меня около Моники, хотя я и не собирался этого делать.

      Мы стоим напротив друг друга и я собираю всю силу воли, чтобы не поменять фокус с голубого на фуксию: фокусирую взгляд на ее глазах.

      – Поняла? – каким-то странным голосом говорю я. Голос какой-то чужой.

      Моника лишь фыркает в ответ. Ну, вот, что с ней делать? Выпороть? Или поставить на колени? Блять, и наказания-то какие-то специфические. Мысленно плюю в сторону, и быстро выхожу из дома.

      Пиздец какой-то.

      6. Никита

      Последующие несколько дней мы живем тихо и мирно. Моника ночует дома, но мы практически не встречаемся, так как прихожу я поздно (на носу важная сделка по слиянию двух наших крупных клиентов), а она почти все время проводит у себя в комнате, готовясь, как говорит Лариса, к переводу в институт.

      Квартиру ей пока не нашли. По рассказам Ларисы, они никак не найдут идеальный вариант. Идеалистки хреновы.

      Но сегодня эта идиллическая картина нашего проживания дает трещину.

      Я возвращаюсь домой около десяти. Уставший, голодный и злой. Уставший настолько, что даже не хочу трахнуть Ларису. Все мои мечты о душе и кровати.

      Не успеваю зайти домой, как ко мне навстречу выбегает жена.

      – Никита, – заламывая руки, говорит она, – Моники нет дома. Она уехала утром и до сих пор не вернулась. Я звоню ей, но телефон отключен. Что делать? Где она?

      Ну, вот, сука, началось. И кто был прав насчет этой несносной девчонки?

      – Успокойся, Лариса, – я стараюсь не показывать своего раздражения, – она, наверное, у этой своей подруги. Она же уже ночевала у нее.

      – Да, но она всегда предупреждала! А сейчас я даже не могу до нее дозвониться! Она же не знает Москвы! Господи, я чувствую, что что-то случилось!

      Конечно, случилось! С этой девчонкой иначе не бывает. Титьки выросли, а ума не прибавилось. Блять, опять я про титьки! И опять цвет фуксии пеленой ложится на глаза.

      – Сделай же что-нибудь! – буквально требует Лариса.

      – Я могу только посоветовать обзвонить морги и больницы, – хладнокровно, по-деловому говорю я.

      Лариса смотрит на меня круглыми глазами и мне становится ее жалко. Я подхожу к ней и обнимаю ее.

      – Лариса, мне кажется,