Жнецы Страданий. Алёна Харитонова

ступеням.

      – Помнишь, когда тебя только привезли, ты был одет в такие смешные штаны до колен и весь грязный, как будто валялся в угле? Нурлиса сказала, таких, как ты, надо сначала варить с мыльным корнем, а уж потом спрашивать имя. А ты стоял посреди двора, смотрел на Северную башню и кричал с восторгом: «Поди, с нее плюваться далече можно!» – Она старательно изобразила его просторечное «оканье».

      Клесх в ответ кивнул. Он смутно помнил тот день. Ему было всего одиннадцать весен, он никогда не бывал дальше каменистого берега Злого моря и всю дорогу до Цитадели ехал, постоянно сваливаясь с лошади, поскольку впервые в жизни очутился в седле.

      Он тогда оказался самым юным послушником крепости. Его привезли сюда таким зеленым, потому что никому не хотелось ждать несколько лет, пока он повзрослеет, и снова тащиться в этакую даль.

      Майрико заглянула в холодные серые глаза и переспросила:

      – Помнишь?

      Он снова кивнул, но целительница покачала головой:

      – Не помнишь. Я помню.

      Мужчина скупо усмехнулся.

      – Потому что я сдернул с тебя ту тряпку, которой у вас принято закрывать девок. И как ты орала при этом от ужаса, помнят все деревни на сто верст вокруг.

      На миг лекарка погрустнела:

      – У нас лицо девушки может видеть только муж. Сдернув покрывало, ты все равно что чести меня лишил.

      – Я тогда этого не знал.

      Они стояли друг напротив друга и молчали. Наконец крефф не выдержал и спросил:

      – К чему ты все это вспомнила?

      Целительница задумчиво провела ладонью по коротким волосам – ото лба к затылку и обратно. Это был такой мужской, такой не подходящий ей жест…

      – Клесх, она – девка.

      – Надо же. Я и не понял.

      Женщина вскинула на него злые глаза.

      – Она первая девка среди ратников за много-много лет!

      – И что?

      – Просто вспомни, какими мы были.

      Клесх пожал плечами и устало ответил:

      – Я помню. Я постоянно хотел есть. И дрался с теми, кто надо мной смеялся. Но все они были старше. И меня постоянно лупили. А ты рыдала днями напролет из-за своей потерянной занавески, пока тебя не раздели и не высекли.

      – Верно, – согласилась она. И вдруг с яростью заговорила: – Поэтому нельзя забывать, что…

      – …что если бы с тобой и со мной этого не сделали, мы вряд ли бы сейчас беседовали. Покойники – те еще молчуны.

      Она зло поджала губы, обошла собеседника и направилась дальше по коридору, опережая его на пару шагов.

      – Майрико, – окликнул он, по-прежнему не двигаясь.

      Она остановилась, но не обернулась.

      – Если ты решишь влезть со своей бабской жалостью, будет только хуже.

      – Не будет. Я не влезу. – Она толкнула тяжелую темную дверь и вошла в ярко освещенный покой, не дожидаясь своего спутника.

      В уютной теплой маленькой зале обстановка была такой же безыскусной, как и везде в Цитадели. Стены из нетесаного камня, широкие лавки,