Зеленые холмы Африки. Проблеск истины. Эрнест Хемингуэй

прошептал М’Кола. – Хапана, бвана!

      – Пойдем, не бойся, – сказал я и, приставив указательный палец к шее и согнув большой, добавил «Куфа», давая этим понять, что прострелю льву шею. М’Кола снова затряс головой, на его несчастном лице проступил пот. «Хапана», – повторил он шепотом.

      Впереди был высокий муравейник, мы вскарабкались на это сложное сооружение из глины и осмотрелись. Но разглядеть что-либо в зеленых колючках, сродни кактусу, не представлялось возможным. Зря я надеялся, что мы увидим льва с муравейника, и, спустившись, нам пришлось пройти еще шагов двести сквозь колючий кустарник. Впереди снова послышалось рычание, а через несколько шагов – могучий и низкий рык. Я уже стал терять запал. До этого времени я верил, что смогу с близкого расстояния сделать точный выстрел и, если мне удастся справиться с львом без Старика, у меня долгое время будет ощущение победителя. Я решил, что буду стрелять только наверняка, у меня уже имелся некоторый опыт – на моем счету были три льва, но на этот раз я волновался, как никогда раньше. Мне позволялось убить льва в отсутствие Старика при благоприятных обстоятельствах, но сейчас пахло бедой. По мере нашего приближения он отступал, но медленно. Ему явно не хотелось двигаться; должно быть, утром, когда мы слышали его рычание, он пожирал добычу, и теперь у него было одно желание – отлежаться.

      М’Коле все это не нравилось. Трудно сказать, испытывал ли он ответственность перед Стариком за мою жизнь или предчувствовал неудачу в этой опасной охоте. Не знаю. Но выглядел он очень удрученным. Наконец он положил руку мне на плечо, приблизил почти вплотную лицо и три раза яростно потряс головой.

      – Хапана! Хапана! Хапана, бвана! – В его голосе звучали протест, печаль и мольба.

      В конце концов нет никакого смысла тащить его дальше, если стрелять все равно нельзя, да мне и самому хотелось вернуться.

      – Ладно, – сказал я.

      Мы повернули назад и вернулись тем же путем. Пересекли открытое место и добрались до деревьев, где нас ждала Мама.

      – Ну как? Видели его?

      – Нет, – ответил я. – Только слышали три или четыре раза его рев.

      – Страшно было?

      – Немного, под конец, – ответил я. – Но с каким бы удовольствием я его пристрелил, передать не могу.

      – А я рада, что вы вернулись, – сказала она. – Я вытащила из кармана словарь и составила предложение на ломаном суахили. Нужно было отыскать слово «нравится».

      – М’Коле нравится симба?

      Теперь М’Кола снова мог улыбаться, и китайские усики в уголках его рта задвигались.

      – Хапана, – сказал он и отрицательно помахал рукой перед лицом. – Хапана.

      – «Хапана» означает «нет».

      – Поохотимся лучше на куду? – предложил я.

      – Хорошо, – ответил на суахили М’Кола с чувством. – Это лучше. Намного лучше. Тендалла, да. Тендалла.

      Но, живя в этом лагере, мы ни разу не встретили самца куду, а спустя два дня перебрались в Бабати, оттуда в Кондоа, а затем через всю страну в Хандени, на побережье.

      Мне никогда не нравился этот лагерь, не нравились проводники, да