Зеленые холмы Африки. Проблеск истины. Эрнест Хемингуэй

что буйвол мертв. – Ндио! Куфа!

      – Куфа! – повторил Друри с улыбкой.

      – Куфа! – с удовольствием еще раз произнес М’Кола.

      Мы снова пожали друг другу руки и продолжили подъем. И вот впереди наконец мы увидели его – буйвол лежал на спине, вытянув шею, он почти повис на рогах, застрявших в коре дерева. М’Кола сунул палец в пулевое отверстие у лопатки и радостно потряс головой.

      Подошли Старик и Мама, за ними носильщики.

      – А он оказался лучше, чем мы думали, – сказал я.

      – Это другой буйвол. Царь-буйвол! Возможно, с ним был как раз наш.

      – А я думал, с ним самка. Хотя на таком расстоянии не разберешь.

      – Да, до них было метров четыреста. Клянусь Богом, вы в самом деле умеете стрелять этих зверюшек.

      – Когда он пригнул голову и встал на дыбы, я понял, что ему не уйти. Освещение было прекрасное.

      – Я видел, что вы не промахнулись, и понимал, что это другой буйвол. И решил про себя, что теперь мы имеем дело с двумя ранеными буйволами. Рева я еще не слышал.

      – Грандиозный рев, – сказала Мама. – И такой невыразимо печальный. Словно звук одинокого горна в лесу.

      – А мне он показался веселым, – сказал Старик. – По этому поводу следует выпить. Выстрел был что надо. Почему вы от нас скрывали, что умеете стрелять?

      – Идите к черту!

      – Вам известно, что он и следопыт отличный, и безошибочно бьет птиц влет? – обратился Старик к моей жене.

      – А какой красавец этот буйвол! – восхитилась Мама.

      – Отличный экземпляр. Не в годах, но голова великолепная.

      Мы хотели сфотографировать буйвола, но у нас был только ящичный фотоаппарат, и к тому же заклинило затвор, из-за чего возник яростный спор, а тем временем свет угасал, я стал нервничать, ко всем придирался, обвиняя каждого, что аппарат не работает, грубил, и все из-за того, что нельзя сфотографировать зверя. Трудно долго оставаться в таком возбуждении, какое я испытал в тростнике, да и, убив живое существо, пусть даже буйвола, чувствуешь себя опустошенным. Убийство – не тема для разговора и не то, чем можно поделиться, и потому я, выпив воды, сказал жене только, что сожалею о том, как себя вел, и тогда мы вместе, чувствуя нежность друг к другу, стали смотреть, как М’Кола делает надрезы на голове буйвола, чтобы освежевать, и все стало ясно – и мое негодование из-за камеры, и все остальное. Я выпил виски, не почувствовав ни вкуса, ни опьянения.

      – Налейте мне еще, – попросил я. Вторая порция подействовала.

      В лагерь нас повел тот туземец с копьем, за которым гнался носорог, а Друпи и другие остались, чтобы освежевать голову буйвола, разрубить тушу на части и подвесить куски на деревьях, чтобы те не достались гиенам. Туземцы боялись идти в темноте, и я разрешил Друпи взять мою двустволку. Он заверил меня, что умеет стрелять. Я вынул патроны, поставил затвор на предохранитель и передал ему ружье. Друпи приложил ружье к плечу, зажмурил не тот глаз и с силой нажал на курок. Потом – еще и еще. Я объяснил ему, как пользоваться предохранителем,