Раненый город. Иван Днестрянский

батальоне было: болтали под одним домом на ступеньках и только зашли внутрь, как прямо на эти ступеньки прилетают две мины. Если бы хоть на минуту задержались со своими лясами – труба. Еще раньше такое случилось на площади у горисполкома. Собрались бойцы у трофейной пушки, а сверху – бац! Прямо в десятку, выкосило едва успевший принять орудие расчет. Да и в наш двор мины в последнее время полетели. Четыре попадания за два дня наводят на размышление.

      – Молчу, молчу, – Миша дает задний ход от обиженного Семзениса и делает вид, будто неудачно завязал разговор на важную тему. – Ну а серьезно, как у вас обстоят дела с косоглазыми?

      – Да, пожалуй, никак. Полицаи из штатных винтовок постреливают. Иногда норовят подстеречь. За гопниками замечено, в основном. За неделю пять или шесть раненых, которых можно писать на их счет. В основном на правом фланге и у соседа справа. Да и командир ОПОНа с Кавриаго божился, что этого дерьма на нашем участке нет, – дает справку Али-Паша.

      – Житуха! А у нас – эти долбаные танкоопасные направления! На нейтралке большие пространства. Танки не прут, но сволота всякая стреляет издалека, с крыш, из разных укромных мест, постоянно. Особенно в июне тяжко было. С высоток центра в спину лупили, будто наших там вовсе не было. Причем не только из винтовок, а из пулеметов! Как наши бэтээры от мостов идут – целая собачья свадьба: искры по броне, визг, рикошеты… Затем поутихло. Мои дурики уже расслабили было булки, как с двадцать второго числа все по новой. Такая стрельба пошла – башку не высунешь! В основном тоже мимо, но десяток раненых и одного убитого нам обеспечили. В ответ создали у нас группу охотников за этой сволочью. Главный – эвенк или якут, – ей-богу не вру! Умопомрачительный старикан, чуть ли не с Таймыра. Как его сюда черти занесли, не спрашивал, но маскируется и стреляет офигенно, и других учит. Пришил пяток карлсонов[7] – и полегчало! Последние пару дней – вообще курорт.

      – Пришил или припугал? – это Гуменяра, освободив свою пасть от тушенки, спрашивает.

      – Пришил с гарантией! Сразу стрельба скисла. А шутит и поет – что ваш Семзенис! «Чурка-палка два конец, с чердака упал румын, – эта песня про второй, он еще не долетел»!

      – Заткнись, трепло!

      – Бедные карлсоны! Они больше не живут на наших крышах, потерзай их души черти, господи! Так не выпить ли за их массовый упокой? – умильно глядя на бутылку, намекает на затянувшуюся паузу Тятя.

      Я наливаю по второй. По Мишиным словам, невесело им было. Один-два из каждых десяти раненых умирают. Уже в госпитале или еще при доставке туда. Большие, по нашим меркам, были у них потери. И Миша говорит, что было бы еще хуже, если бы не их соседи – рота парканских болгар. Те – сами стрелки хорошие и мужики серьезные. Понимают, что защищают не только город, но и свое родное село. К тому же в большинстве своем – люди верующие, обвязывают головы черными лентами со строками из Священного Писания. По этим лентам сразу видно, кто свой, а кто чужой.

      Чокаемся.

      – За

7

«Карлсоны» – стрелки противника, которые вели винтовочный и пулеметный огонь с верхних этажей зданий. Получили это прозвище по аналогии с известным персонажем повестей шведской писательницы А. Линдгрен.