Раненый город. Иван Днестрянский

горизонте и грохоту, из-за которого временами приходилось повышать голос, бой за Бендеры шел сильный, и люди гибли, а приказа выступать на помощь, да и вообще никакого приказа не было. И о том, где в это время были те, кто должен командовать, тоже не было ни слуху ни духу. Само присутствие Васи здесь – немой укор множеству попрятавшихся за Днестром засранцев. Паша, Федя и я жутко его уважаем за безропотность, человечность и правильные взгляды на разные жизненные фортели.

      – Ну, так будет драка или нет? И что вообще сталось? Лейтенант так вылетел с автоматом из хаты – я подумал, ежели, не дай бог, румыны прорвались – им всем торба! Дай, думаю, повременю, а то и меня под горячую руку спросонья шлепнет!

      – Этот могет, – гудит в унисон Али-Паша. Но под моим взглядом все же решает не продолжать.

      Федя подходит ближе и останавливается рядом с нами. Бегают глазки, и его крестьянская рожа расплывается в сложной смеси сочувствия и ухмылки:

      – Да-а! Кончилась твоя роба! А я утром шел и думал: забрать ее или нет? Теперь и забирать-то нечего.

      Ах, чтоб его! Меня передергивает. Догадываюсь, что будет после этого корявого невоинского словечка, за которое Али-Паша ему уже раза три на шиворот клал, и пытаюсь упредить:

      – Ты, Кацапюра! Лучше б молчал душевно!

      – Роба! – кривя рот и раздувая ноздри, презрительно фыркает взводный. – Вы оба – менты, а значит, начисто лишены военной дисциплины и интуиции, – зло вклинивается он в начавшееся соболезнование. – Думали, забыли, проспали… Сразу видно, по-настоящему ни разу не видели кузькину мать!

      – Слушай, ты, великий воин! Хватит тыкать всех в нос своим моджахедским прошлым. Ты вот честно скажи, было ли в твоем Афгане что-нибудь хуже, чем здесь за последние сорок дней?

      Али-Паша хмыкнул, и его правая клешня пошла во взмахе ладонью кверху, что обычно следовало понимать как потерю дара речи от негодования: «Эх, ну и балбесы мне на голову свалились!» – и лишь иногда помягче: «Чего мне с вами, желторотиками, говорить». Но в последние дни мы как-то сдружились, срослись, и получилось у него движение еще мягче, вроде: «Ну какое это сейчас имеет значение!» Мы улавливаем: чем мягче смысл – тем медленнее летит ладонь.

      Этот взмах в словесных баталиях ему дается все чаще. Оперились бывшие желторотики. Палец в рот не клади! Мы знаем: в верхней точке ладонь повернется тыльной стороной вперед, рухнет вниз и раздастся возглас типа «отвалите от меня!», а может, и кое-что похуже. Это надо упредить.

      – Нет уж, ты при Федьке скажи!

      – Прицепились! Как же, чтоб МВД при случае не начало кашлять на Минобороны… Если честно хотите знать, так хреново мне в Афгане ни разу не было! Во-первых, у «духов» не было брони и пушек. Из кишлаков и с высот мы их всегда сгоняли. А тут – дудки! Во-вторых, такого отвратного руководства действиями, когда все поротно и побатальонно варятся в своем соку, на милость румын и Божию, а общего командования да требуемой техники с боеприпасами все нет, я тоже в Афгане не замечал. Оборонцы