Раненый город. Иван Днестрянский

Чего-о? Друшляк, что ли?

      – Мда, Федюня… Грамотей ты, однако! Вроде не бездельник, а в школе, видать, был двоечник. Как тебе только в дежурке журнал доверяли вести? – язвит взводный.

      – Нормально я его вел! Этот, как его, дыр… дру… шлаг с тазом не путал!

      – Помолчите, будет вам! Мишань, ну а дальше что?

      – Ну, он, родимый, вниз и вытек. А кости, наверное, до сих пор там.

      – Славно!

      – Фу, какая гадость! – неожиданно выпаливает Федька.

      – Что за барыня? От кого ждали, но не от тебя!

      – Это он после купания стал такой восприимчивый.

      – Да? А что там было?

      – Как тебе сказать… Нырнул Кацап один, а вынырнуло их двое, – просвещает Мишу Гуменюк.

      – Всех убью, кто будет ржать, дайте пожрать спокойно! – орет покрасневший Федор.

      – Хватит на эту тему! Ша! – пресекает дальнейшие наезды Али-Паша.

      Кацап действительно вчера здорово испугался утопленника. Мы пошли помыться и постирать. Пока я полоскал свою заскорузлую от чужой крови форму, Федя и Серега решили искупаться в реке основательно. За речным вокзалом Днестр глубок, и они, стоя на высоком берегу, подзуживали друг друга, кто нырнет первым. Первым прыгнул Кацап, с воплем бухнувшись в воду и подняв тучу брызг. Видимо, от вызванного им движения воды снизу освободилось и всплыло раздутое уже, с противным лицом несвежего утопленника тело. Подумаешь, что был в одной воде, чуть ли не в обнимку с ним, запросто сблюешь. И вообще, есть люди, которые особенно боятся утопленников. Короче, перемкнуло человека, и вылетел Федя из реки, как ракета. Заикается, глаза дикие, и ни взгляда на воду, пока его новый знакомый медленно уплывал засорять расположенный ниже по течению одесский водозабор.

      – Заткнитесь, действительно, – просит шефствующий над помалкивающим Дунаевым Тятя, – малька мне портите, он зеленый уже! А ты, Серега, забыл, как сам стругал, когда к тебе с этим Петей, которого ранили, при артобстреле в окоп голова прилетела?

      Стены кухни едва не трясутся от взрыва хохота.

      – Ну, Тятя, защитил нравственность молодого поколения!

      – Цензором его в Минобразования ПМР!

      Тятя тоже смеется, понимает, что ляпнул невпопад. У меня вдруг начинает дергаться щека. Глажу ее, затем придавливаю – не помогает. Отвернувшись к стене, бью себе легкую пощечину. Но вокруг слишком много глаз.

      – Ты что, мазохист?

      – А он часто сам себе рожу бьет, – подхватывает Кацап, радуясь возможности сменить тему. – Который раз замечаю! Стоит, по сторонам зыркает. Потом ни с того ни с сего себя по морде – хлоп! И ругается сам с собой. Идешь мимо него, а он вдруг: «Сука, б…дь!» Непонятка может приключиться!

      – Это называется копролалия, – медленно, со значением произносит Али-Паша.

      – Как-как? – смеясь, переспрашивает Федя.

      – Копролалия. Непроизвольное употребление бранных слов. Нервы это. И еще нервный тик, отсюда и оплеухи. Так что заткнись и ты тоже, Федюня, подобру-поздорову! – холодно и жестко заканчивает он.

      За это