Шестой моряк. Евгений Филенко

может двигаться быстрее некого предела скорости.

      – Ну, не думаю…

      – Уж поверь мне. Даже вся ваша магия не способна преодолеть световой барьер. В пределах вашего мирка она еще способна создавать иллюзию мгновенных перемещений… «междусферных пронизываний». А в безвоздушном эфире, где мириады звезд водят свои странные хороводы, всякую магию ждет сокрушительное фиаско. Но ты вполне справедливо сомневаешься. Это тоже не закон, а правило. Так договорились, чтобы поставить барьеры для самонадеянных глупцов, овладевших начатками управления мирозданием. Ничего нет хорошего в скоротечном и неуправляемом распространении невежества среди звезд. Или вот еще…

      – Достаточно. Но ты хотя бы знаешь, для чего тебя создали?

      – Догадываюсь.

      – Ну, и?..

      – Для забавы.

      – Ха… твои Создатели странно развлекались. Но ведь должны же быть какие-то законы, не зависящие от их воли!

      – Конечно. Только… они мне неведомы. Я могу лишь строить догадки. Закон, скажем, первый: никаких законов. Закон второй: все должно быть разумно.

      – Какой вздор…

      – Согласен.

      – Я не о том. Какой вздор, какая несправедливость в том, что я, узнав столько нового о мироздании, получив такую пищу для ума, должен умереть!

      – Знаешь что? Во всяком Измещении есть неприятное следствие: угодив в тело дурака, я глупею. В твоем теле я… сильно поумнел.

      – Спасибо.

      – Я буду помнить о тебе. Ведь тебя звали Хинорнуогниг Блажнец, не так ли?

      – Какое это может иметь значение теперь… Я был мыслителем, но мои мысли не всем нравились. Хотя, признай, они были совершенно безобидны в сравнении с теми мрачными истинами, что ты мне открыл.

      – Пожалуй. Может быть, тебя утешит, что этот мир все равно не оценил бы тебя по достоинству?

      – А случалось когда-нибудь обратное?

      – Почти никогда.

      – Но все же… нельзя как-нибудь сделать, чтобы я остался жить?

      – Увы, господин мой Хинорнуогниг. Таково правило.

      – Дурацкое правило. Нелепое, жестокое. Досадно, что ты меня убиваешь. Так некстати.

      – Прости, Блажнец, мне пора.

      – Но хотя бы ты будешь меня помнить?

      – Я никогда ничего не забываю.

      – Тогда прощай… как тебя…

      – Зови меня Скользец.

      – Скользец, хм… смешно.

      А ведь я солгал ему. Я действительно ничего не забываю. Но лишь из того, что узнал, или увидел, или ощутил. Он-то, наверное, рассчитывал, что я прихвачу все его знания с собой как ценную и необременительную поклажу. А я ничего не прихватил. Хотя бы потому, что вряд ли в его знаниях было что-то, чего бы я уже не знал. Но сказать ему это было жестоко вдвойне.

      Ладно, я и так слишком задержался в этом теле, и слишком поумнел для своего Веления.

      Измещение.

      Каплет с потолка, каплет со стен, каплет отовсюду, кап-кап, прямо мне на мозг, из ночи в ночь, из ночи в ночь, и так сто лет, все каплет и каплет, и конца тому не видно, а я все никак не