Шестой моряк. Евгений Филенко

исключительно важно.

      – Ну, твоя забота… Помолчи-ка, дай мне время подумать, понять, как ты устроен и как действуешь.

      – Позволь мне уйти, и думай сколько влезет.

      – Разве я могу задержать тебя? Одно вижу сразу: не так уж ты оказался могуч, что до сей поры не преуспел в своих поисках.

      – Таковы правила игры, не я их устанавливал.

      – И у тебя не было желания поломать прежние правила и ввести собственные?

      – Никогда.

      – Значит, вести о твоем могуществе не просто преувеличены, а преувеличены изрядно. Лишь тот может считаться подлинно великим и сильным, кто способен сам себе устанавливать правила игры.

      – Это привилегия игроков. А я не игрок.

      – Если ты не игрок, кто же ты? Игрушка?

      Я не отвечаю. Нет у меня времени вступать с этим дерьмовым королем в диспут о силе и власти. Срок, отпущенный мне Велением, уже на исходе. Вот что действительно важно сейчас.

      – Значит, волей случая ты оказался не в том теле, в каком хотел бы, и оно выкинуло тебя… гм… за пределы игровой доски?

      – Ты снова прав, колдун. И я намерен вернуться на доску, чтобы закончить партию.

      – Что ж, не стану мешать. А то, не ровен час, лишусь собственных болячек и ломоты в костях… Коль скоро ты занял место злополучного Мухоядца, то наверняка знаешь дорогу ко дворцу.

      – Это так.

      – Но Мухоядец хворал дурными хворями, был одышлив и хромоват. Ты потратишь много времени и сил, погоняя этого скакуна.

      – У тебя есть что мне предложить?

      – Найдется, сынок… не знаю твоего имени, да и не горю желанием узнать… у старого доброго Ульретеогтарха всегда есть гостинчик про запас.

      Он сует два пальца в черную щель своего рта и внезапно издает негромкий, но отчетливо слышный в самых закоулках Охифурха свист.

      – Подождем, – бормочет колдун, с кряхтением опускаясь на землю рядом с мертвецом. – Да… были времена. Ведь я этого покойничка еще младенцем помню. На руках не тетешкал, врать не стану, а приглядывал, успехами его восхищался. Он сызмальства надежды подавал, когда еще пирожки из песка лепил. Начнет, бывало, пирожок, а закончит целой крепостью, с башенками и рвами, аппарелями и апрошами, казармами, плацами… А потом подрос да, видно, не тот пирожок взялся лепить. Охо-хо…

      Трудно представить, чтобы этот помойный урод был близок к блестящему придворному градостроителю. Если только не предположить, что уродом он был не всегда, и не всегда обитал среди выгребных ям.

      Из-за ближайшей к нам горы нечистот появляется закутанная во все белое фигура. Среди нагромождений векового дерьма всех дерьмовых цветов и оттенков она кажется существом, спустившимся с небес, явившимся из другого мира. Чем-то инородным, вроде меня самого. Фигура движется очень медленно, короткими неверными шажками, словно бы обдумывая всякий раз, куда опустить ступню, дабы не осквернить ослепительной белизны одежды.

      – Ты, пришелец из тьмы времен, игрушка богов… А это моя игрушка. Я дарю ее тебе. О таком теле ты мог бы мечтать.

      Пожалуй, Ульретеогтарх