Самоубийство: до и после. Лиана Алавердова

– около одиннадцати часов. Он так же не торопится в институт, как и я. Он читает газеты, лёжа на диване, а я к газетам равнодушна, как и все женщины, за исключением пенсионерок. По утрам я не люблю разговаривать, а брат вообще не словоохотлив. Мы не здороваемся. К чему формальности?»

      Вот примерно в таком полушутливом ёрническом духе мой брат размышлял, не жениться ли ему на Инне. Я не думаю, что когда-либо он был романтически влюблён в Инну, и вряд ли он её уважал. Тем не менее я и мои родители понимали, что ни уговаривать, ни отговаривать в этом случае нельзя, и брак свершился. Бракосочетание моего брата прошло наименее торжественным образом. Они зарегистрировали свой брак в присутствии двух свидетелей: моего мужа и её брата. Затем все четверо пришли к моим родителям, и мы вместе отобедали, включая также наших двух бабушек и дедушку со стороны отца. Может, брата подстегнуло и моё изменившееся семейное положение: я вышла замуж в 1985 году, а мой брат женился в апреле 1987-го, когда ему было двадцать пять лет.

      Вскоре после того, как Вадик женился, его жена переехала вместе со своими родителями в Харьков. В октябре 1987 года у Вадика родился сын. Мама вспоминает, как Вадик однажды плакал, узнав, что его сын заболел. Он любил своего сына, хотя тот и рос вдали от него. Какое-то время Вадик всё же оставался в Баку, а затем поехал в Москву заниматься мелкой торговлей брелками, матрёшками и всякой всячиной на Арбате. Там его регулярно «доили» милиционеры, но так как он был в компании друзей-одноклассников, то его это предприятие веселило. Наши родители не могли понять авантюрного духа своего сына, но он, очевидно, наслаждался ролью руководителя «предприятия» и распределителя работ. Полученные деньги он усердно переправлял жене и сыну, но сам жить с ними не мог или не хотел, или то и другое вместе. Затем, движимый всё тем же авантюрным духом и желанием не расставаться с друзьями, часть которых потянулась в Израиль, он собрался туда же, для чего предварительно развёлся с женой. Его брак с Инной, таким образом, продолжался около пяти лет, но у них не было стабильной семейной жизни: он то приезжал в Харьков, то уезжал, но постоянно снабжал свою жену и сына деньгами, покупал мебель для квартиры, где они жили, то есть материально поддерживал их. Для родителей его проводы в Израиль стали горьким и незабываемым событием. Все его мысли, казалось, были обращены только на своих дружков, взявшихся проводить его до границы. И даже на прощальный обед, устроенный маминой тётей в его честь, он не пришёл.

      Я бы не хотела, чтобы создалось впечатление, будто мой брат был бесчувственным и равнодушным к своим близким. Он делал добро, когда сам считал нужным, от души, широко. Он любил дарить подарки и цветы и был довольно безразличен к деньгам. Когда меня отправили после окончания учёбы после распределения в один из районных центров Азербайджана, Исмаиллы, бабушка вызвалась поехать со мной. Как жена декабриста, семидесятишестилетняя моя бабушка отправилась в «ссылку» с внучкой. В марте, когда у бабушки был день рождения, Вадик поехал к нам, чтобы её поздравить, хотя было очень опасно ехать через снежный перевал в снег.