Август Четырнадцатого. Александр Солженицын

и своих штабных задёргал.

      – Нет, на редкость отчётливый. А как Благовещенский по-вашему?

      – Мешок с дерьмом. Да жидким, протекает. А Клюев – тёха-пантёха, не военный человек.

      – А начальник штаба здесь, в 1-м, какой?

      – Полный остолоп, нечего с ним и разговаривать.

      Воротынцев не додержался, рассмеялся.

      Пошли завтракать. Евстафий поставил и водки графинчик, Крымов уверенно налил обоим, не спрашивая.

      Но Воротынцев отклонил, рискуя разладить откровенный разговор: он не умел пить прежде дела, это была в нём черта не русская. Он пил, только когда уже всё хорошо, облажено, удачно. Да и не утром.

      Крымов кулаком рюмку обнял:

      – Офицер должен быть смел: перед врагом. Перед начальством. И перед водкой. Без этих трёх – нет офицера.

      Выпил один. Насупился. Но об Артамонове всё-таки досказывал. Действительно, в 1-м корпусе не хватает двух полков, так ведь и у всех чего-то не хватает, все некомплектны. Но Артамонов вывел из того, что и вообще воевать не может. Очень гладко болтает, «на наступление я отвечу наступлением»! А главное – врун! Что со вруном делать? Морду набить? На дуэль вызвать? Оттого-то Крымов и ездил к Мартосу, договорился: оттуда взять колонну и наступать на Сольдау с востока. И Мартос – нашёл. Но тут немцы сами Сольдау бросили.

      Воротынцев опять кавалерию зацепил: не так используется, сведена на обеспечение да на фланги. Главное, все генералы: Жилинский – от кавалерии, Орановский – от кавалерии, Ренненкампф – от кавалерии, Самсонов – от кавалерии…

      – Самсонова – не трогать! – приказал Крымов. – И о кавалерии, не понимая, не рассуждать! Был приказ – отрезать немцев от Вислы. А теперь – конечно, уже не переведёшь.

      Выпил сам вторую смаху и сердито объяснял, что кавалерия – хорошая, и бои ведёт серьёзные, и потери большие. Скачи на каменные здания да на самокатчиков! А вот – не слаживается. Районы ей меняют, направления переменяют, по три раза через одну речку переправляться, задачи – незахватные, где-то в тылу железнодорожные узлы разваливать, потом не надо…

      Но Воротынцев своё:

      – Вот, вот! Не умеем мы конницы использовать. А у Ренненкампфа? А что Хан Нахичеванский, знаете?

      – А что? – готовно насторожился Крымов.

      И последнее, что из Ставки вёз в голове, чем неуместно было расстраивать Самсонова, сейчас тут рассказал. Про позор Хана, про Каушен… Да чтоб и этот не задавался с конницей.

      – …С такими потерями, хоть взяла кавалерия переправы через Инстер. Но на ночь – Хан увёл свою кавалерию на восток для спокойного ночлега. И те переправы тоже отдал.

      Крымов супился, как будто его оскорбили.

      Но и это не всё. Воротынцев ещё додавал:

      – А у немцев – всего одна конная дивизия…

      – Да конные полки при корпусах.

      – То – другое. И этой одной дивизии Хан не мог рядом с собой просвет закрыть, и она – рядом с ним! – в сталупененском бою, 4-го августа, обошла 20-й корпус сзади, растрепала пехотную дивизию – и так же благополучно ушла.

      – Сноб