Проза и фарс. Павел Хицкий

договорю. А потом каждый день буду повторять внутри меня мою бледную серо-желтую речь, дробную, как мраморная крошка на могильных плитах.

      Все началось, когда я стал встречать знаки. Непонятные, чуждые моему миру символы. Когда я шел по широкой улице, каменные дома которой стояли, как старые крепкие зубы северного великана, надо мной пролетела птица. В моем мире птицы черные, как смоль. Иногда – пепельно-серые. Эта была ярко-желтой. Она легко взмахивала маленькими пятнистыми крылышками и летела сквозь метель, как ложка проходит сквозь холодное замерзшее масло. Слегка сбиваясь с пути, но неуклонно приближаясь к неизвестной мне цели. Это была невозможная, неприятная птица.

      Я не придал ей большого значения. Решил, что мне померещилось. Немудрено после изрядной порции дешевого вина. Но знаки не прекратились. Следующим стал жук. Большой черный жук с рогами, похожими на оленьи. Он сидел на узорчатом полу в подъезде и водил головой из стороны в сторону. Я испугался жука. От него пахло неведомым земляным запахом с яркими тонами. Я никогда раньше не вдыхал его, но в памяти всплыло вычитанное в книгах слово «цветение».

      Третьим знаком оказалось жутковатое небесное явление. Когда я проходил мимо вокзала, на меня упала вода. Странная вода, разделенная на капли. Я посмотрел вверх и вдали, над памятником, торчавшим на площади, увидел в облаках несколько цветных полос. Яркие простые цвета: желтый, зеленый, синий. Я решил, что схожу с ума.

      Через некоторое время мы встретились. Мы сидели вдвоем на одном кресле и пили чай. Я любовался твоим японским животом. Мы обнимались. Спали, укрывшись от ледяного ветра под крепким пуховым одеялом, как дети. Я целовал твою бело-рыжую спину и вдыхал запах. Твой родной слегка пряный запах. И я вдруг понял, что он непоправимо изменился. В нем появилась новая нотка. Она напоминала аромат, который я почувствовал, понюхав жука.

      «Цветение». Странное слово не оставляло меня. Оно ужасало. Заставляло обнимать тебя еще крепче. Прижиматься к тебе, как ветхий деревянный дом в переулке у трамвайных путей – помнишь, мы видели его вместе – льнет к прочному каменному строению. Ты улыбалась во сне. Ты радовалась, не догадываясь, что мне страшно, как в детстве, когда я впервые увидел незнакомую желто-бурую мостовую без снега.

      Мостовую я со временем полюбил, но к цветению привыкнуть не мог. Я сделался подозрительным. Я разглядывал знакомые предметы: шкаф, стакан, кресло, – они больше не казались мне надежными. Чайная ложка готовилась предать меня. Рыжий плед затаился на полу и ждал, пока я отвернусь. Мой мир стал хрупким, как тонкий лед, покрывавший изнутри подоконник в комнате.

      Мы продолжали видеться и радовались друг другу, но в глубине меня я сходил с ума. Новый запах становился сильнее. Ярче. Он заслонял все зимние, морозные ароматы. Почему я не сказал тебе? Я не мог найти слов. Слишком пугающим и неожиданным был мой опыт. Он перекручивал мир, как ребенок заставляет делать петли мертвую резиновую змею.

      Вслед