Всё пришедшее после. Всеволод Георгиев

чай.

      – Не волнуйтесь, Константин Георгиевич, я все сделаю не хуже Артура, – взялась за дело Лия.

      Марк Аронович выглядел как человек, проводящий большую часть времени на свежем воздухе. Его лоб и макушка за отсутствием волос покрылись ровным светло-коричневым загаром. В речи Лии он уловил легкое придыхание на согласных, характерное для отдаленных от столицы областей. Спросив разрешения у Виталика, он, знакомясь, поднес руку Лии к своим губам. Марк Аронович обладал огромной интуицией.

      – Что вы скажете о фамилии Лии, Марк Аронович?

      – Я – весь внимание, мои юные друзья. Итак, Лиечка, ваша фамилия…

      – Эттингер.

      Марк Аронович заулыбался:

      – Звучит, как гром.

      Костя, прищурившись, смотрел в потолок. Артур с восхищением взглянул на Лию:

      – Похоже на Шредингер.

      – Это кто?

      – Как кто? Основное уравнение в квантовой механике – уравнение Шредингера!

      – Физик? Я знаю только Эйнштейна, – сказала Лия.

      – А о Ландау кто-нибудь слышал?

      – Да.

      – И все же Эйнштейн – самый великий физик, – поддержал Лию Марк Аронович.

      – Самый известный, – поправил его Артур.

      – Что вы хотите этим сказать, юноша?

      – Хочу сказать, что важным оказывается не то, что есть на самом деле, а что об этом говорят.

      – В этом, юноша, вы абсолютно правы. А кто, по-вашему, самый лучший?

      – Энрико Ферми.

      – А как же теория относительности?

      – А что теория относительности? Ни мне, ни вам, никому из присутствующих от нее ни жарко ни холодно. Но дело не в этом.

      – А в чем?

      – Сказать? – Артур обвел всех глазами.

      – Конечно!

      – Понимаете, теория относительности бывает специальной и общей. Что касается специальной, то по существу в ее основе лежат преобразования Лоренца. Они были известны задолго до Эйнштейна. В плане общей теории были использованы работы Пуанкаре. Эйнштейн приспособил их к новым представлениям о пространстве и времени и сделал, так сказать, популярными. Узкий круг ограниченных людей, кое-что понимая в этом деле, ухватился за эту теорию, вернее, теории. Публика, ровным счетом ничего не понимая, ухватилась за Эйнштейна. Так что популярным стал он сам, а не теория относительности.

      – Он же нобелевский лауреат!

      – Да. Однако Нобелевскую премию он получил не за теорию относительности.

      – А за что?

      – За объяснение фотоэффекта, который открыл Столетов. Кому это известно? Еще Эйнштейн занимался спонтанным и вынужденным излучением, а также броуновским движением? Да мало ли нобелевских лауреатов? Я вам назвал двоих из самых крупных, но их почти никто не знает. А покажи фотографию Эйнштейна любому школьнику, результат известен! Кто на свете всех умнее? Эйнштейн.

      – Не могу с вами не согласиться, юноша. Если Маркса или, скажем, Фрейда почитает часть человечества, то имя Эйнштейна – это проповедуемая истина для всех без исключения.

      – Кроме редких специалистов, – кивнул Артур.

      – Совершенно