Надо только выучиться ждать. Лариса Агафонова

дневным макияжем или вообще без него. Ну ясно же: либо к мужу и детям возвращается, либо родителей навещает. А вот другая: ногти пластиковые, лак разноцветный, губы аж блестят от помады. Ресницы до бровей достают. Платье вообще ничего не прикрывает, или вырез такой, что мужики в нём пропадают.

      – Может, она на свидание едет, Никит? Вот и принарядилась.

      – Э нет, те, кто на свидания едет, с гордостью поглядывают, с уверенностью: вот, мол, я какая востребованная. А у искательниц взгляд другой: посмотрите, выбирайте меня и не прогадаете.

      – А если одежда в порядке, ну, не вызывающая и ресницы обычные? – рассмеялась Нина, – тогда как определить?

      – Тогда ещё интереснее. Можно по запаху.

      – Это как? Ты их нюхаешь что ли?

      – Обязательно, – совершенно серьёзно ответил Никита. – Вот если ты с работы или из универа едешь, ты всякими афродизиаками будешь брызгаться? Не будешь, – сам себе ответил он. – Потому что тебе не надо, чтоб за тобой кто-то увязался.

      – А как ты их определяешь? Эти «зодиаки-дизиаки»?

      – Так они ж на мужиков и рассчитаны. Чтоб привлекать, чтоб захотели, потянулись. Вот мы и тянемся.

      – Какая у тебя интересная теория, братишка.

      – Это практика, Нинок, исключительно практика.

      Никита мечтал отучиться и уехать на Север, «куда-нибудь, где можно зарабатывать и тратить», как он любил говорить. И едва только получил диплом, сразу же купил билет в один конец, тепло попрощался с бабулей и сестрой и отправился искать лучшей доли. Алёна, как ни была занята личной жизнью, успела приехать на вокзал, сказать «счастливого пути» любимому сыночку, которого очень хорошо понимала в его стремлении вырваться из Истры. Звонил Никита редко, предпочитая сообщения в мессенджерах, иногда, если Нина очень настаивала, присылал фотографии из мест, куда его заносила беспокойная душа. Потом стал отписываться раз в месяц: «жив, здоров, работаю, вполне доволен жизнью и вполне упитан». «Отрезанный ломоть», – вздыхала баба Катя, а Алёна, хоть и скучала по своему любимчику, ругала всплакнувшую иной раз мать, вздыхающую о том, что ест внук, где спит: «И думать не смейте, что он вернётся! И не зовите! Пусть летает по свету, в этом вся жизнь, а не в твоих борщах да блинах. Он мужик, детей не рожать, титькой не кормить, пусть живёт, как хочет!»

* * *

      На старших курсах Нина набрала учеников в Москве. Здесь платили почти в два раза больше, чем в их городе. Несколько раз в неделю Нина ездила в столицу, так планируя занятия, чтобы успевать на маршрутку до Истры. Занималась она в квартирах своих подопечных, родители радовались, что детям не нужно ехать на другой конец города, тратить драгоценное время на дорогу, и ценили вежливую, спокойную и грамотную репетиторшу.

      В тот злополучный вечер Нина возвращалась из Москвы на электричке. На маршрутку она не успела: задержалась у очередного ученика. Шустрый мальчишка долго не мог сосредоточиться, вертелся на стуле, всячески стараясь увильнуть от занятий русским языком. А Нина не могла уйти, пока не было выполнено домашнее задание. Другой