Надо только выучиться ждать. Лариса Агафонова

ни странно, боли Алёну не мучили, была только слабость и отсутствие аппетита. Уж как старалась бабуля, какие только блюда ни готовила, не ела Алёна, худела и слабела. Однажды вечером она позвала Нину:

      – Доченька, – в слабом голосе Алёны слышалась решимость, – я хочу тебе кое в чём признаться. Это трудно, – помолчав, продолжила она. – После этого я вряд ли услышу от тебя «мамочка», а это слово так греет меня. Но я всё равно расскажу. Покаюсь, – горько усмехнулась она. – Никому другому, даже маме, не могла открыться – не простила бы она меня, непутёвую. А ты, может, и простишь и точно поможешь. Ты про своего отца спрашивала.

      Пришло время, расскажу о нём. Сволочь он, но я сама виновата, что связалась с ним. Денежный мешок, не жадный был, но страшный, как… ну да ладно, не главное это. Он меня по-своему любил, жалел даже. Но вот детей не хотел совсем. Я тобой когда забеременела, он прочно женат был. Я беременность пропустила, рожать не собиралась, но в четыре месяца кто ж аборт сделает. Так ты и родилась, нежеланная моя девочка. Ещё раз прости меня, доченька. Я уж покаялась перед тобой, но знаю, что нет мне прощения.

      – Я давно простила тебя, мамочка.

      – Не спеши, Нинуся, не спеши, после сегодняшнего моего признания ты и смотреть на меня не сможешь. Помнишь, когда ты на четвёртом курсе была, я уезжала на несколько месяцев, говорила, что в Сочи?

      – Помню. Ты вернулась похудевшая и опустошённая какая-то. Мы с бабулей тебя и не спрашивали ни о чём. К тебе не подойти было, ты взрывалась от любого вопроса: то плакала, то кричала на всех.

      – Взорвёшься тут… Это была попытка второй раз войти в одну реку. Ниночка, только не перебивай и не задавай вопросов, пока не договорю, ладно? Я не решусь потом продолжать.

      – Хорошо, мама, я тебя слушаю.

      – Скажи «мамочка», вдруг больше не услышу.