Ильгет. Три имени судьбы. Александр Григоренко

на берегу – и я с ним. Слова Ябтонги так поразили нас, что мы не думали о страхе наказания: мы смотрели друг на друга, будто спрашивали – что они значат? Лар и Ябтонга не раз говорили друг другу злые слова, но эти были особенными, мы чувствовали – в них, помимо злобы, есть что-то еще.

      Нам, так же как и Ябтонге, шел пятнадцатый год. Широкий человек приказал беречь тайну, и о своем происхождении мы не знали, считая себя родными детьми Ябто и Умы.

      И взрослые до этих дней жили в покое, видели, как сыновья понемногу превращаются в мужчин и были этим довольны, забыв о том, что их разум тоже растет.

      В раннем детстве родные дети Ябто не обращали внимания на то, что у Вэнга и Лара одно лицо. Теперь они видели это. Кроме того, Ябтонга начал раздаваться вширь, как отец, а Явире был мягок телом и имел такие же пышные щеки, как у матери. А эти двое – хоть и разные по росту – оставались сухощавыми, с прямыми оленьими лицами, и волосы их имели тускло-серый цвет, не похожий на яркие черные головы прочих обитателей стойбища.

      От рождения и до сей поры между детьми не делали никакого различия. Но сомнения зудели в головах сыновей широкого человека.

      Однажды Ябтонга спросил у матери, когда она родила Вэнгу и Лара. Раньше его или между ним и Блестящим? Вопрос застиг Уму врасплох: занятая тяжелой работой – она скоблила шкуру, – мать не смогла ответить сразу и внятно.

      – Так и есть, – помедлив, сказала она. – Ты старший, Явире – младший.

      Ябтонга хотел было спросить, на сколько он старше однолицых братьев, но мать прогнала его, – было видно, что любопытство сына для нее тяжелее скобления шкур.

      Зуд в голове становился сильнее, и в конце концов Ябтонга так осмелел, что подошел к отцу и спросил прямо:

      – Почему Лар и Вэнга не похожи на тебя, и на нас? Может, наша мать…

      Договорить он не успел, ладонь широкого человека опалила огнем его лицо и погасила свет в глазах. Он замолк и с той поры больше ни о чем не спрашивал.

      Не было нужды задавать вопросы, к тому же столь опасные, когда он и так все понял. Ябтонга ничего не знал, но правда стала ему ясна, как солнце: Вэнга и Лар – чужие. Мать подтвердила это своим молчанием, отец – ударом.

      Своей радостной тайной он поделился с Явире-Блестящим. С той поры братья стали друг другу еще роднее, и тайком подолгу говорили об участи чужих. Слова о том, что они будут ездить на спинах Вэнга и Лара, сами появились в уме Ябтонги, и губы произнесли их легко, ведь он твердо знал, что выходит на поединок с чужаком.

      И теперь избитый Ябтонга уже твердо верил, что иначе быть не может. Рано или поздно отец покажет братьям с оленьими мордами их место. Должно только пройти время, которое, к несчастью, плетется, как усталый аргиш.

* * *

      Ябто не стал бить Лара – запер в пустом лабазе и запретил носить ему еду. По мысли широкого человека это было самым разумным: пока голод будет ломать звереныша, он успеет во всем разобраться, разодрать сцепившихся змей и разбросать по траве.

      Он вновь ошибся – его намерения разрушила Ума. Весь день она отпаивала отварами больного сына, а