Ильгет. Три имени судьбы. Александр Григоренко

раздался радостный крик. – У тебя пустой котел вместо башки!

      Дети

      Он не спал, он искал в памяти тот день, когда жизнь изменила русло.

      Широкий человек глядел в опустевшую переднюю часть чума, где еще вчера при свете очага поблескивало его оружие, но мысль соскальзывала с воспоминания о проклятой ночи.

      Помимо воли вспоминалось другое – день, блистающий цветами осени и солнца, растворенного в воде.

      Ябто вздрогнул от мысли, что по цвету этот день очень похож на нынешний. Он случился полтора десятка лет и один год назад.

      Старшего сына он назвал Ябтонга, или Гусиная Нога, ибо считал его частью своего тела и знал, что настанет время, когда сын пойдет его путем. В те дни Ябтонга делал первые шаги. Младший – Явире – Блестящий, прозванный так за ярко-черные волосы и сверкающие щеки, еще лежал в люльке.

      Жена широкого человека, Ума – или Женщина Поцелуй из рода Тёр – людей Крика, вновь беременная, доняла мужа причитаниями, что выкинет плод, если не наестся жирной рыбы великой реки – тайменя и осетра, которые, в Сытой реке почти не попадались. Она была так настойчива, что Гусь, обычно слушавший только себя, захотел жирной рыбы сильнее жены. В те времена люди отправлялись в дальний путь не столько для того, чтобы запастись жирной рыбой, сколько наестся ее до отвала. Люди верили, что сила сочной мякоти останется с ними на весь год, до следующей весны.

      Через день пути лодка широкого человека оставила за собой устье. А потом семь дней Ябто – весело и яростно – вел против течения лодку под сшитыми ровдугами по гладкой, как клинок, воде Йонесси и Женщина Поцелуй удивлялась его упорству и силе.

      Широкий человек искал место для стойбища и нашел его помимо воли.

      Что-то несильно ударило по днищу и сидевший на корме Ябто увидел – лодка задела тело человека. Тело, перекатываясь, уходило вглубину, широкий человек видел его только мгновение и успел различить босые ноги, с которых река сорвала пимы.

      Ни женщина, ни старик не придали значения удару об днище – возможно, они его не слышали. Ябто собирался сказать о покойнике, но глянул в сторону берега и, не говоря ни слова, направил свою лодку туда, куда не следовало направлять, – к устью неизвестной малой реки, которая могла оказаться чьими-то угодьями, и потому не миновать стычки с хозяевами. Издалека опытным глазом Ябто увидел след войны.

      – Зачем идешь туда? – тревожно спросила Ума.

      – Хочу посмотреть… молчи.

      Они не знали, людям какого народа принадлежало это стойбище – плоская, поросшая невысокой травой поляна, прикрытая ровным полукругом леса с одинокой скалой и тремя валунами у воды.

      Чумище еще дымилось оголенными очагами. Враги превратили быль в небыль, не оставив от протекавшей здесь тихой жизни ничего.

      Ябто бродил по разоренному обиталищу людей, пытаясь отыскать в траве хоть что-то, – уже не ради поживы, а из любопытства – и не нашел никаких следов борьбы, кроме камня с оленью голову, залитого черной кровью, – липкой, еще недавно бывшей в теле человека. Гусь подумал,