Закон Шруделя (сборник). Всеволод Бенигсен

спросил он, спустив указательным пальцем по переносице очки и посмотрев на Гришу поверх стекол. – Вы вообще кто?

      – Я? Студент. Журфака, – поспешно добавил Гриша.

      – Значит, журналист будущий?

      – Эээ… да, – кивнул Гриша, подумав, что слово «будущий» здесь более чем уместно, правда, в буквальном смысле, о чем главред и не подозревал.

      – А к нам кем? Стажером?

      – Вроде того.

      – Имя-фамилия?

      – Гриша Гранкер. То есть Григорий Гранкер.

      – Гранкер? О, господи! Еще один на мою голову! – почти взвыл редактор.

      – У вас уже есть Гранкер? – удивился Гриша.

      – У меня в штате уже три «гранкера», – язвительно хмыкнул тот, – а именно: Шрудель, Вальдман и Гурфинкель. Двадцать одно. Очко. Больше – перебор. Ладно. Давай-ка ты будешь эээ… ну, хотя бы Гранковым. Идет? Нет, лучше Гранкин. А что? Очень даже журналистская фамилия. Хотя… – вдохнул он, – что Гранкин, что Гранкер – один хрен.

      – Не, ну, я не против, – легко согласился Гриша, не очень понимая, почему Гранкин лучше Гранкера, если все равно «один хрен».

      Редактор поправил очки и вдруг недоверчиво покосился на Гришу.

      – Слушай, Григорий. А ты где-нибудь печатался?

      – Ну… да.

      – Где?

      – Студенческая газета… потом в этой… в «Комсомольской правде».

      Гриша пошел ва-банк.

      – Да? – недоверчиво хмыкнул редактор. – Врешь, наверное. Впрочем, не до жиру. В другой ситуации я бы тебя и близко не подпустил к писанине, но… у меня горит номер. Вот тебе первое редакционное задание. Через полчаса нужна статья на тему международного положения. Андрей Федорович, – повернулся он к мужчине в синей рубашке. – Бери стажера. Дай ему пару номеров с Синюшниковым и введи в курс дела.

      – Да я… – жалобно начал тот, с многозначительной досадой глянув на часы, но быстро сдался. – Ладно. Только быстро.

      – Ты как, в политике разбираешься? – спросил Гришу Георгий Ильич.

      – Не очень, – замялся Гриша.

      – Плохо, – укоризненно произнес редактор. – Для журналиста главное – политическое чутье. Ну, ничего, Андрей Федорович научит. Дурное дело нехитрое. И чтоб чик-чик. Сразу ко мне потом дуй.

      Он повернулся спиной и исчез за дверью кабинета, на которой висела потертая табличка «Главный редактор».

      В кабинете Андрея Федоровича творился форменный беспорядок. На стене за рабочим столом висел покосившийся портрет Ленина. На полу валялись клочки бумаги, огрызки карандашей и картонные папки, а по всему периметру комнаты высились шаткие небоскребы из криво сложенных газет и книг. Довершало картину творческого ландшафта железное ведро, стоящее прямо в центре комнаты. В него с периодичностью в несколько секунд падала капля с протекающего потолка.

      – Не обращай внимания – временные трудности, – сказал Андрей Федорович и, ловко маневрируя между небоскребами газет, пробрался к бумажной горе на столе и безошибочно выдернул из нее четыре номера «Московского пролетария». – Смотри рубрику «Мир и мы» Синюшникова