Желтоглазые крокодилы. Катрин Панколь

именно тебя пугает? Когда страшно, надо уметь взглянуть своему страху в лицо и назвать его по имени. Иначе он раздавит тебя, унесет мутной волной…

      – Нет, не сейчас! Оставь меня… Не хочу думать.

      – Сейчас. Скажи мне, чего ты боишься…

      – Кто-то что-то говорил про кофе и шоколад?

      Ширли улыбнулась и подошла к кофемашине.

      – О’кей. Но ты так легко не отделаешься.

      – Ширли, а какой у тебя рост?

      – Метр семьдесят девять. Не заговаривай мне зубы. Тебе арабику или мозамбикский?

      – Да какой хочешь… все равно.

      Ширли насыпала кофе из пакета в деревянную ручную кофемолку, зажала ее между ног и начала монотонно крутить ручку, не сводя при этом глаз с подруги. Она говорила, что когда перемалываешь кофейные зерна, мысли тоже перемалываются и ложатся так, как надо.

      – Ты такая красивая в этом переднике…

      – Комплименты тебя не спасут.

      – А я такая уродина.

      – Надеюсь, не это тебя пугает.

      – Откуда в тебе столько упрямства, от матери?

      – От жизни… Ну что ты резину тянешь? Все думаешь увильнуть? Отвечай.

      Жозефина подняла взгляд на Ширли и, зажав ладони коленями, начала говорить, быстро, сбивчиво, повторяя одно и то же:

      – Мне страшно, я всего боюсь, я комок страха… Мне бы хотелось умереть, здесь и сейчас, чтобы ничто меня больше не волновало.

      Ширли смотрела на нее, подбадривала глазами: давай, давай, точнее.

      – Я боюсь, что у меня ничего не получится, боюсь умереть под забором, боюсь, что меня выгонят из дома, боюсь больше никого никогда не полюбить, боюсь потерять работу, боюсь, что ничего умного больше никогда не придумаю, боюсь постареть, боюсь растолстеть, боюсь одиночества, боюсь, что разучусь смеяться, боюсь заболеть раком груди, боюсь завтрашнего дня…

      Давай, говорил взгляд Ширли, а ручка мельницы все вертелась, давай, вскрой нарыв, скажи мне, что же самое страшное… что мешает тебе повзрослеть, стать той самой Жози – великолепной, непобедимой, не знающей себе равных в своем Средневековье, среди мрачных соборов, крепостей и сеньоров, вассалов и торговцев, дам и девиц, клерков и прелатов, колдунов и виселиц – той самой Жози, которая так чудесно рассказывает о средних веках, что иногда мне хочется туда вернуться… Я чувствую в тебе какую-то травму, панический страх, страшный груз, что пригибает тебя к земле и мешает идти. Я давно хочу это понять, вот уже семь лет мы живем на одной лестничной площадке, ты приходишь ко мне попить кофейку и потрепаться, пока его нет дома…

      – Давай, – прошептала Ширли, – выкладывай.

      – Я такая некрасивая, просто уродина. Мне кажется, меня такую никто больше не полюбит. Я толстая, не умею одеться, не умею причесаться как надо… И скоро начну стареть…

      – Ну, все мы когда-нибудь состаримся.

      – Нет, я состарюсь в два раза быстрей. Ты же видишь, я даже и не пытаюсь что-либо изменить, я махнула на себя рукой… Я точно знаю.

      – И кто же внушил тебе эти мрачные мысли? Неужто он, перед тем как уйти?

      Жозефина