Удача Бурхарда Грэма. Герасий Чудный

на пол, поднимаюсь, а вокруг бал-маскарад: все беззвучно общаются, стол скачет, стены кишат, маски поголовно усатые, ресничками дёргают. Меня увидели, замерли в позе мимов, дела бросили, таращатся.

      – Зрасссьте… А у нас тут день открытых дверей, – идиотски улыбнулся, ладошки незаметно к сюртуку прижались, рапиры, ногопилы на месте, уверенность не прощупывалась, – уведомили бы, что в гости… кофейку бы…

      По войне знаю – серьёзные парни болтать не любят, за них говорят пули. Когда порох кончается, наступает время слов. С тараканами намного серьёзней, они не слышали о порохе.

      Пока выбирал, чем сражаться, двое без предисловий напали, закололи, захлестали. Мои рапиры тоже заговорили пиратской руганью. Нападающий слева получил ниже забрала, брызнул джемом, завалился на спинку. Община сбежалась на поминки.

      – Эй, господа, не троньте друга! Теперь он мне дороже, чем вам.

      Озверев от невосполнимой потери, другое насекомое со слезами бросилось мстить. Не подводившее мастерство дало осечку. Усики не фехтовали, они сбривали недельную щетину со скоростью соловьиного свиста. Ленивая Фортуна едва не угробила любимчика кровавой росписью на лице. Рапиры не дотягивались к горлу ничтожные полдюйма, ногопилы расползались на джеме, по микронам загоняя меня к безрогому буйволу, пригвождённому к полу.

      – Хвала зверодревам! Где ты так долго был?

      Мы кинулись друг на друга одновременно: иглоусые клинки на максимальную длину, навстречу копье армицефала. Нанизанный рыцарь брыкался, пока не затих, в окружении причитающих родственников. О том, что между раундами отдых, там не знали. Из камина высыпало полчище, построилось. Пришлёпал жирный командующий вразвалочку, тыкнул усиком в мою сторону. Солдатики отчеканивали, как на плацу: все одного размера, одинаково вооружены, в начищенных латах, шли нога в ногу. Воевать с такими бойцами, не захотел бы и тигр. Требовалось другое решение. Оглянулся по сторонам: дверь до сих пор открыта. Недолго думая, в склеп: жду за дверью. Рыцари следом, доспехами гремят; только последний зашёл – запер всё войско на кладбище. С командиром остались один на один. Тот не струсил, выпрямил усы и в драку, и тут…

      За надписью «Армагеддон» стучали кости, восставали скелеты, солдатики ломились в закрытую дверь, как от огня, пока не затихли. Склепотрясение длилось не дольше выпитой чашки кофе. Вернувшаяся тишина подточила дух командира: рапиры обмякли, потупились.

      Впервые в жизни не смог прихлопнуть таракана. В склеп вошли вдвоём, чуть ли не в обнимку. Картина «Зверодревы убивают армицефалов» исчезла, как и войско усачей. Эпическое кладбище превратилось в банальную гору костей. Пока соображал, что произошло, командующий взял след, запетлял ищейкой, шмыгнул разгребать кости. В черепе древольва, как в клетке, застрял переломанный, но живой солдатик. Командир с подопечным трогательно переплели усики, обнялись, неслышно поговорили, совсем, как люди. Старый занялся распилом черепа. Кость по твердости не уступала камню, ногопилы затупились, но до освобождения