Снег в Техасе. Павел Долохов

коробки возникли пакеты сухого молока, галеты, мясные консервы…

      – Я не знаю, как вас благодарить, господин Брюс. Поверьте, это не для меня, это для ребенка…

      – Не стоит благодарности, госпожа Широкова. Ваша поэзия принадлежит не только России…

      Брюс не уходил довольно долго. Солдат растопил камин, и в его отблесках комната с заросшими льдом окнами казалась сказочной пещерой.

      – Где ваш муж? – спросил Брюс.

      – На Дону, – ответила Ольга.

      – Какие-нибудь сведения?

      Ольга покачала головой.

      – Только это. – Она протянула ему лист бумаги, покрытый острыми строчками.

      Брюс медленно прочитал:

      Об ушедших – отошедших –

      В горний лагерь перешедших,

      В белый стан тот журавлиный –

      Голубиный – лебединый –

      О, тебе, моя высь, Говорю – отзовись!

      О младых дубовых рощах,

      В небо росших – и не взросших,

      Об упавших и не вставших,

      В вечность перекочевавших, –

      О, тебе, наша честь,

      Воздыхаю – дай весть!

      Каждый вечер, каждый вечер

      Руки вам тяну навстречу.

      Там, в просторах голубиных –

      Сколько у меня любимых!

      Я на красной Руси

      Зажилась – вознеси!

      – Это очень хорошие стихи, госпожа Широкова. Если вы разрешите, я их сохраню.

      Брюс аккуратно сложил бумагу и положил в портфель.

      В дверях он сказал:

      – С вашего позволения, я буду навещать вас регулярно.

      Солдат с ящиком появлялся каждую неделю. Брюс тоже заходил не реже чем раз в месяц.

      Между тем затяжная весна перешла в холодное лето. Шли почти непрерывные дожди.

      По ночам на улицах постреливали. Если появлялись редкие машины, значит – едут с обыском. Брюс приносил английские газеты. Ольга читала их при свете коптилки. В сочетании со слухами, которые Фекла приносила с толчка, газетные новости звучали фантастически.

      Как-то ночью Фекла стащила Ольгу с постели.

      – Барыня, беда! Царя убили…

      – Где, что ты говоришь?

      – Всю семью, барыня, и наследника, и княжон… В церковь нужно, барыня…

      Ольгина семья не была ни набожной, ни монархической. Но слова Феклы подействовали. Ольга накинула на голову платок и побежала вслед за Феклой через липкую ночную морось.

      В маленькой Рождественской церкви было полно народу. Люди молча крестились и ставили свечи. Молоденький священник тихо читал заупокойную молитву. Ольга пристроила свою свечку в уголке и стала протискиваться к выходу. У ворот стояли двое в штатском и внимательно вглядывались в лица выходивших из церкви…

      Как-то раз, это было уже в сентябре, Брюс, протягивая Ольге пачку газет, спросил невзначай:

      – Фамилия Каннегисер вам знакома?

      Ольга наморщила лоб и вспомнила:

      – Да, есть такой поэт. Поздний символист. Мы его слышали