Снег в Техасе. Павел Долохов

звонок. В дверях стоял Григорий. Какой-то почерневший, в заношенной шинели, с рюкзачком. Ольга бросилась к нему и вдруг замерла. Она явственно почувствовала исходивший от него чужой запах.

      – Нет, нет, не входи, снимай шинель, китель, ботинки. И в ванную! Скорее в ванную!

      А потом опять все пошло по-старому. Вечера, приемы. Раскатистый смех Григория. Его новые рассказы из военной жизни…

      Вокруг Ольги роились молодые московские поэты. Чаще всех бывал Леня Пустырник – самый талантливый. Большой, неуклюжий, с лошадиным лицом. Читает он надтреснутым голосом, нараспев, и стихи его звучат медью.

      Как-то вечером они с Леней вдвоем в Ольгином кабинете, на Сивцевом Вражке, читают по очереди стихи. Вдруг Леня подходит к Ольге, смотрит на нее лошадиными глазами, говорит отчетливо:

      – Ольга, будьте моей женой. Я все решил. Нам надо быть вместе. Без вас я умру.

      Ольга улыбается, берет Леню за руку.

      – Леонид, вы гениальный поэт. Я без ума от вашей музы. Но я замужем и счастлива.

      Леня берет чернильницу с Ольгиного стола.

      – Если вы не согласитесь, я выпью эти чернила.

      Дверь отворяется, и в комнату входит Григорий. Смотрит на Леню с интересом.

      Ольга смеется:

      – Мы репетируем. Леня играет Гамлета. Он делает новый перевод Шекспира…

      А потом был месяц в Тарусе. Там, на тихой Оке, стоял большой заброшенный дом Ольгиного отца. Июль в тот год был жаркий. Мужиков в полях не было видно. «Кто на войне, – решила Ольга, – а кто в Москве, лузгает семечки». Они целыми днями бродили узкими тропинками по некошеным заливным лугам, купались голыми в прохладных речных водах, а потом часами валялись на горячем песке. Вечерами сидели на открытой веранде, пили чай с травами, который им по старинному рецепту готовила старая Ольгина нянька, тетя Дуся, смотрели на закат. Солнце тем летом было неестественно красным.

      В августе они вернулись в Москву.

      Через пару недель Ольга сказала Григорию:

      – Этой зимой у нас будет бэби.

      Григорий сперва не поверил, потом подпрыгнул от радости и побежал за шампанским.

      – Я не отойду теперь от тебя ни на шаг.

      Октябрьским утром Григорий ушел из дома в училище – с сентября он носил форму поручика Михайловского полка.

      Вернулся на следующий день с искаженным от боли и злобы лицом. Сразу ушел в свою комнату. Потом вернулся.

      – Помоги собрать мне чемодан. Я уезжаю.

      – Куда? – только спросила Ольга.

      – На Дон. Со всеми.

      Уходя, он сказал:

      – С этим нужно кончать… Они меня чуть не убили. Вчера…

      В страшную зиму 1918 года Ольга в Москве была одна.

      Родила она на редкость легко – в Московской Градской больнице. Гинекологом там был доктор Гофман, университетский товарищ отца. На прощание он сказал Ольге:

      – Я сделал все, что мог. Теперь, чтобы выходить младенца, все зависит от вас. Тепло, гигиена, питание…

      Ребеночка крестили в церкви Воскресения и нарекли Вадимом.

      В квартире