Весенняя коллекция детектива. Татьяна Полякова

я знаю!

      И опять нажал.

      В этот момент широко распахнулась дверь, которая на памяти Олимпиады лет восемь не открывалась, и на пороге предстал человек.

      Это было так неожиданно и так странно, что всех качнуло назад, к открытой двери Олимпиадиной квартиры, на пороге которой лежал труп, прикрытый черной клеенкой.

      – Вы ко мне? – весело удивился человек напротив. – Прошу заходить.

      – Вы… кто? – пробормотала совершенно уничтоженная Олимпиада Владимировна. – Откуда вы взялись?

      Тут она замолчала, потому что вдруг сообразила, что сейчас начнет, как Парамонова, кричать, что она его не знает и никогда не видела, и надо бы проверить у него регистрацию, и как вы можете мне не верить, товарищ военный!

      – Старший лейтенант Крюков, – пробормотал милицейский и заглянул открывшему за спину. – Документики ваши, пожалуйста.

      Странное дело, но человек не стал ничего спрашивать и выяснять, он чуть-чуть отступил в глубь своей квартиры – Парамоновы вытянули шеи, – покопался возле вешалки и подал книжечку зеленого цвета.

      Старший лейтенант открыл и цепко глянул сначала в нее, а потом в лицо подавшего.

      «Дипломатический паспорт», – подумала Олимпиада Владимировна.

      «Зеленый какой-то, небось регистрации нету!» – подумала Люсинда Окорокова.

      «Мусульманин! – подумали Парамоновы хором. – Террорист и бандит, господи прости, принесло его на нашу голову, как бы чего не вышло!»

      «Е-мое», – подумал старший лейтенант.

      – Добровольский Павел Петрович?

      – Истинно так, – по-старинному ответил человек и по-старинному же поклонился.

      Почему-то и в ответе, и в поклоне Олимпиаде Владимировне почудилась насмешка, хотя человек был очень серьезен, насуплен даже, и не думал улыбаться.

      – Вы… давно здесь проживаете?

      – Да как вам сказать… Неделю примерно. Но я не живу здесь постоянно.

      – А где вы постоянно проживаете?

      Человек пожал плечами и сказал словно нехотя:

      – В Женеве.

      Тут на лестнице, в теплом и дружеском соседско-милицейском кругу, произошло некоторое смятение чувств, а также разброд и шатания.

      «Так я и знала», – подумала Олимпиада Владимировна.

      «Во врет-то!» – подумала Люсинда.

      «Точно террорист!» – решили Парамоновы беззвучным хором.

      «Твою мать», – подумал старший лейтенант.

      – Так зарегистрироваться бы надо, господин хороший… – неприятным голосом сказал он и так и сяк повертел документ, – Добровольский Павел Петрович! А то вот… общественность сигнализирует.

      О чем именно сигнализирует общественность, он не успел придумать, потому что Павел Петрович вдруг пробормотал, как будто внезапно вспомнил что-то важное:

      – Черт возьми!.. – вытащил у лейтенанта из пальцев зелененькую книжицу, тот проводил ее встревоженным взглядом, отступил за свою дверь и вновь где-то там покопался.

      – Гражданин! – милицейским голосом сказал старший лейтенант Крюков. – Вернитесь, гражданин!

      Гражданин