Круг земной. Робер Дж. Гольярд

эорлины являются вассалами короля. «Что это за места, матолух мне в глотку?!»

      Баронесса едва заметно повела рукой, и почти неслышный гомон присутствующих затих сам собой. Она еле заметно кивнула, и пленника подвели поближе, однако же не настолько, чтобы представлять опасность.

      – Если ты истинно человек, – негромко произнесла баронесса, глядя на Родрика, – ответствуй, как зовут, кто твой господин, и как оказался в наших владениях?

      Родрик посмотрел ей в глаза. Голос её был тихим и слегка хрипловатым, но совсем не грозным.

      – Моё имя – Родрик из рода Оргинов, лордов Харлеха, и я солдат на службе у его светлости Леофрика, герцога Бедвира и властителя всех западных земель.

      – Ты лжёшь. Здесь нет никаких западных земель.

      Родрик как бы невзначай шевельнул запястьем. Цепь тут же натянулась: те мужчины зорко за ним следили. Но если даже получилось бы вырваться, от такой толпы всё равно не убежать. Что так, что этак: виселица или виселица. Внутри вспыхнула искорка злости. «Гори всё огнём».

      – А как зовут ту, кто обвиняет сына лорда во лжи?

      В Нордмонте за такие слова, обращённые к любому эорлину, можно было лишиться языка.

      Глаза баронессы сверкнули, но ответить она не успела. Из сумрака внезапно вынырнул какой-то старик, одетый в длинную серую хламиду; на шее висела внушительной толщины золотая цепь с медальоном.

      – Как смеешь ты, смерд… – зашипел он.

      – То есть, почтенный Бревальд, – перебила его баронесса, – вы всё же видите в нём смертного?

      – Либо нежить, либо наглый простолюдин, – вызывающе ответил старик, – конец для него один…

      – Я поняла вас, уважаемый. Но для нежити и простолюдинов законы разные. Что думают остальные уитаны?

      Мудрые, вспомнил Родрик. Уитенагемот. Он так понял, что это что-то вроде регентского совета при малолетнем наследнике. Краем глаза он уловил шевеление сбоку. Повернул голову, насколько позволял ошейник. Растёртая до крови кожа зверски болела, как и ожог на груди. Присутствующие, кланяясь, расступились, и в середину залы гуськом потянулись ещё несколько человек в таких же светло-серых рясах и с медальонами. Двое из них поддерживали под руки высокого старца с клюкой, который шёл во главе процессии. Тот был слеп или почти слеп: из-под невероятно кустистых бровей на Родрика смотрели белёсые глаза без зрачков.

      – Почтенный Хорхе… – сказала баронесса.

      Старик остановился. Те двое тотчас его оставили и, кланяясь, задом попятились в стороны.

      – В наше время, когда вечер мира клонится к полному закату, старое зло, не прекращавшее ни на одну минуту, в силу неиссякаемого вреда своего падения, насылать на мир полную яда заразную чуму, особенно отвратительным образом проявляет себя, так как в своем великом гневе чувствует, что в его распоряжении осталось мало времени…

      – Ближе к делу, дядюшка…

      Хорхе гневливо стукнул клюкой по полу. Руки его дрожали от старости.