Лоскутик и Облако. Софья Прокофьева

бледнея, повторил главный повар. Как? Что? Не может быть!

      – Я-то при чём? – всхлипнул слуга. С его растопыренных рук пластами съезжала манная каша и с приятным звуком шлёпалась на пол. – Я подал её. Его величество изволили даже улыбнуться…

      – Улыбнуться?! Тебе?!

      – Не мне, а каше. Они изволили отправить в рот одну ложку и вдруг как завопят: «Комочки!..» Потом они начали икать, стонать, плеваться, вопить и топать ногами. А потом… – Снежная баба развела руками, указывая на себя.

      – Кто варил кашу?

      Пять придворных дам засморкались ещё жалобней.

      – Где Барбацуца?

      – За ней послали девяносто семь голубей, карету, пятерых стражников верхом и капитана.

      Вбежал перепуганный слуга:

      – Его величество требуют манную кашу. Сейчас же! Немедленно!

      Вбежал ещё один слуга:

      – Его величество стучат ложкой по столу!

      Главный повар опёрся рукой о плиту и тут же завертелся волчком, хватаясь обожжёнными пальцами за мочку уха.

      – Нельзя меня так нервировать! Мои соусы и подливки! Мои пирожные! Им передаётся моё настроение!

      – Едут! Едут! – заверещал поварёнок, подскакивая около окна.

      По мосту, изогнутому, как спина испуганной кошки, катила карета.

      – Её любимую кастрюлю с помятым боком! Её старую поварёшку!

      Через минуту двери распахнулись, и в кухню со скоростью летящего снаряда ворвалась Барбацуца.

      Все как-то сразу стали пониже ростом, потому что у всех невольно подогнулись колени.

      Барбацуца была тощая, длинная старуха. Один глаз у неё был закрыт чёрной повязкой, что делало её удивительно похожей на морского разбойника. В другом глазу полыхало поистине адское пламя, отчего она сразу становилась похожей на ведьму.

      Остальное было не лучше. Длинный нос криво оседлали разбитые очки с закинутой за одно ухо петлей из бечёвки. Из-под чепца торчали пучки волос, напоминающие перья седой вороны.

      Одета старуха была в старый домашний халат, на ногах стоптанные шлёпанцы.

      – Лентяйки! Бездельницы! Белоручки!

      Придворные дамы разом уткнулись носами в коленки.

      Только мелко дрожали лопатки.

      – Молоко! – рявкнула Барбацуца.

      Она опрокинула кувшин с молоком над кастрюлей, щедро поливая молоком раскалённую плиту.

      – Соль! Сахар! Крупу! – послышалось из клубов молочного пара.

      Всё это Барбацуца тут же, не глядя, бухнула в кастрюлю.

      – Дровишек!

      Загудело пламя.

      Барбацуца взгромоздилась на табуретку. В клубах белого пара мелькнули её локти, зелёные, как недозрелые бананы. Барбацуца повыше засучила рукава и старой поварёшкой принялась размешивать кашу.

      Пузыри вздувались и оглушительно лопались, как будто в кастрюле началась война. Летела к потолку копоть и чёрными бабочками валилась в кашу.

      Барбацуца продолжала бешено вертеть поварёшкой.

      Соскочив с носа, в кастрюлю нырнули очки Барбацуцы. Вслед за ними в кашу полетел её старый